Пожиратели

И тут же сердце остановилось. Буквально – биение больше не чувствовалось.

На местах посетителей сидели паразиты, жадно облизывая пустые тарелки, шипя друг на друга. Они дергались, скалились, рычали, тянулись друг к другу когтями.

– Так получилось… – с сожалением произнесла старуха, – что ты здесь единственный человек.

Матвей закричал во всю глотку.

– Блюда готовы, – раздалось из колонки под потолком.

Все кафе утонуло в нетерпеливом реве.

Матвей сжал голову руками, сам не заметив, как начал скулить словно пес.

С кухни по одному начали выходить официанты – предыдущая человеческая оболочка висела на паразитах как тряпки, обнажая ярко-красные мускулы и маленькие бегающие глазки. Все они несли на руках большие серебристые подносы, на которых лежали аппетитные жареные куски мяса.

Матвей проводил взглядом одно из блюд – поджаренная человеческая кисть сжимала между пальцами ломтик лимона.

– Единственный живой человек, – уточнила, хохотнув, старуха. Блюдо ей так и не поставили.

Матвей сполз на пол, прислонившись к стеклянной двери спиной.

Запах и чавкающие звуки раздражали желудок, подкатывая к горлу комок тошноты.

Он повернул голову к окну, вглядываясь в большой костер. На самой ее верхушке – игра теней? – можно было различить повторяющийся танец аборигенов.

Слезы покатились по щекам, и он одними губами забормотал какой-то бред.

– Тебе выбирать, но, как по мне – жар огня уж очень сушит кожу, – старуха повернула голову. Черви расползались по сторонам, и она элегантно, двумя пальцами сажала их обратно на поднос.

– Уйдите, – зашептал Матвей. – Пожалуйста, не трогайте меня. Не трогайте. Не надо, пожалуйста.

– Но зачем тогда ты нас искал?

Он ее не услышал. Матвей следил за смуглыми руками, тащивших связанную белую овечку. Они заботливо качали животное, как родители ребенка. От этого стало еще дурнее, и мужчина закрыл ладонями глаза.

– Посмотри, не бойся, в этом нет ничего страшного. Открой глаза. Посмотри. Это не страшно, – уговаривала старуха, перекрикивая гомон в зале.

Матвей раздвинул пальцы и через щелочку посмотрел на улицу. Не любопытство двигало им, а слепое подчинение, сидевшее где-то глубоко внутри, как сидит вирус герпеса в нервных сплетениях.

В этот самый момент один из аборигенов поднес к горлу овцы блестящий нож.

На секунду мужчина столкнулся со взглядом животного и уловил в нем свое отражение.

Точно такое же. Точно такое же, подсвеченное сверкающим страхом.

Мощная струя крови, преследуемая подвывающей песней черных ртов, хлынула в костер, и он зашипел, выбрасывая столп дыма в воздух.

Овца дернулась и затихла. Ее окровавленное белое тело бережно положили на землю.

Вглядываясь в уже потухшие черные глаза, Матвей подумал, что ничем от нее не отличается. Что в какой-то момент его могут так же зарезать ножом.

Мир полон монстров.

– Меня так же убьют? – еле слышно прошептал он. – И это будет мой отвратительный конец?

– Конец всегда отвратителен, дорогой.

Слезы стекали по щекам и губам, оставляя мокрые следы.

Матвей облизал соленые губы и перевел взгляд в зал.

Паразиты жадно разрывали мясо, разбрасывая ошметки по сторонам. Обглоданные пястные косточки, фаланги, подвздошные и ребра горками возвышались у столов и стульев, а желтые черви водопадом стекали на пол.

Хаос в своем естественном виде пробуждал в душе Матвея доныне неизвестный ужас.

* * *

Скамейка прячется за опущенными вниз зелеными ветвями. Свежие листочки словно и не знающие, что уже осень, продолжают расти и давать жизнь новым побегам.

И потому так немыслимо страшно прятаться Ипсилону за этим праздником жизни тогда, когда он знает, что идет на совершенно противоположное. Он стыдливо выглядывал из-за веток, не решаясь до них дотронуться.

Подобно жужжащему рою мысли в его голове бесформенны, однако по-животному укусы их беспощадны.

Он смотрел на бредущих шаркающей детской походкой малышей, обгоняющих сонных и задумчивых родителей, смотрел на парочки подруг-школьниц, щебечущих не замолкая о чем-то своем. На влюбленных, чьи мысли были заняты вовсе не друг другом. На одиноких старичков с бодрыми и дружелюбными лицами.

Он смотрел и выбирал. И никак не мог решиться. Нет, решился-то Ипсилон давно, вот только, кого же выбрать из всего этого «разнообразия» людского потока. Даже те, кто выглядел «чистым», таким вовсе не являлся.

Но ведь должен же быть хоть кто-то?

– Сейчас они выглядят такими хорошими, – поделился мыслями мужчина. – Но стоит заглянуть чуть глубже, и я вижу этот отвратный перегной.

Перегной.

Отличное сравнение.

Все эти люди – глупые и бесполезные создания. Но должен же быть хоть кто-то менее бесполезный и глупый.

Ипсилон отодвинулся в сторону, следя за одной девушкой в длинном голубом платье.

Она вынырнула из толпы непринужденно и легко, как птичка. Девичье тело, мягкие изгибы и изящные движения притягивали взгляд. Когда ветки закрывали ее, мужчина сдвигался вбок, и так, пока не обнаружил себя далеко от ствола дерева и скамейки.