Читаем Пожитки. Роман-дневник полностью

– Я соседка твоя!! Мне это не нравится!! Уважай тех, кто рядом!! Не смей включать так громко!! Я сейчас милицию позову!!!

Мельком глянул на часы. 18.47.

– А вы, – говорю, – соседка откуда?

И показал рукой вверх, вниз, влево и вправо. Типа перекрестил.

– Сверху!!!! – взвизгнула она.

У меня были в запасе хорошие, конструктивные предложения для развития диалога в продуктивном русле. Я ведь понимаю: с соседями жить, периодически встречаться на лестнице, ехать в лифте… Но тут я увидел, как она выворачивает из-за спины правую руку, а в руке – кружка с жидкостью. Чайного цвета.

«Если коньяк, то очень кстати, – подумалось машинально. – В противном случае значение имеет только температура».

Температура оказалась комнатной. К тому же замах, контролируемый яростью, никогда не бывает точным.

В тот же миг дипломатия подверглась аборту.

– Пошла отсюда, с-сука!.. – размеренно произнес я.

– Сам пошел!! – хрюкнула она и попятилась.

– Я тебя, тварь, урою вместе с твоей милицией!!

– Закрой свой рот!

– Отсоси у меня.

– Гондон!!

– Иди законы учи, жир-трест!

– Сам пидарас!

– Штаны береги. Не отстираешь…

Она была уже далеко.

Я спокойно закрыл дверь, вернулся в комнату и сделал музыку погромче.

* * *

Мельком подумалось, что в контексте современных представлений о достоинствах слабого пола исчезающе маленькая грудь выглядит метафорой глобального оскудения творческой потенции человечества.

Хорошо бы вообще учитывать некий коэффициент красоты. Исходя из него, подлинно красивой следует считать женщину, которой требуется минимум доводок для проявления себя. А если женщине необходим макияж, гардероб, стиль, свет, ракурс, настроение и прочая лакировка, то с тем же успехом можно позвать Ляшапеля в коровник, предварительно накачав героином любую доярку.

Если же говорить о мужской косметике, то она – явно не для «пидарасов». Она для того, чтобы в сорок не казаться пенсионером.

Мне еще повезло – больше, чем некоторым из одноклассников. Одного я в прошлом году видел. Он выглядел как мощный заскорузлый гриб, местами лоснящийся. Такие лучше не разламывать. Там внутри труха и погибшие черви.

Когда-то мы сидели за партой вместе. Нас тяжело было различить – и друг в отношении друга, и каждого по отдельности. После восьмилетки он логичным образом перешел в ПТУ, а я совершенно нелогично остался в школе, продолжая получать двойки.

Я потерял девственность, когда его первый ребенок пошел в первый класс. Признал водку продуктом питания еще на десять лет позже.

Он был автослесарем, я работал кинокритиком. Он был автослесарем, я работал барменом. Я стал почти поэтом, а он все был и был. Тем же самым, без изменений. Примерно семь тысяч дней, не сойдя при этом с ума. Ибо не с чего, на лице все видно.

Он никогда не пользовался кремом – ни ночным, ни дневным, ни увлажняющим. Он выглядит словно грязная ветошь фрезеровщика, мой сорокалетний ровесник…

Но я вот думаю: случись война, кто кого спасет? Внешность обманчива.

* * *

Помню дяденьку Николая Николаевича, читавшего теорию в автошколе. Валенок валенком, но очень хороший. Скоро уж на пенсию, зато одевался сплошь в джинсу. С нами вел себя ласково и беспощадно.

– Обманывать не стану, – заявил Николай Николаевич на первом же занятии, – кто хочет, может идти вон туда, – и показал высунутым из кулака большим пальцем куда-то назад, – там права – за деньги, никаких проблем. Зачем вам лишняя морока? Сегодня платите, завтра получаете.

Повисла тяжелая пауза, слегка разбавляемая доброй улыбкой учителя.

– Ну? Никто не хочет без проблем все устроить?

По молчанию в аудитории Николай Николаевич понял, что все готовы к серьезным проблемам.

– В таком случае скажу еще об одном, – продолжил он. – У меня вы учить правила будете. И учить от начала до конца. Предупреждаю сразу: на ближайшие два месяца мужья забудут о женах, жены – о мужьях. Никаких детей, понимаешь… Потому что сдавать и пересдавать правила вы будете мне, а я вам просто так «зачет» не поставлю. Дело же не в отметке, а в том, что правила эти вы должны будете читать и после экзаменов. До пенсии читать. И после пенсии. Понятно это?..

Теорию Николай Николаевич излагал в доступной форме, с отвлечениями. Так обращаются к даунам, которых хотят забросить в глубокий тыл врага. Интерактив приветствуется.

– Помимо правил, аптечки и прочих изначально предписанных вещей, в машине у вас всегда должны быть еще три предмета. Какие?

Это не риторический вопрос.

Кто-то с ходу догадывается:

– Лопата!

– Правильно, – кивает головой Николай Николаевич. – Когда в сельской местности сядете на брюхо, лопата понадобится вам, чтобы отрыть колеса спереди и сзади. А еще что?

– Топор?.. – неуверенно звучит чей-то голос.

– Топор. Конечно. Или ножовка. Нарубите еловых лап – ельник лучше всего, листья тут не помогут, – покидаете под колеса. Тогда, наверное, сможете выехать… Так, молодцы. Ну и третье. Что нам крайне в жизни необходимо, а? В тяжелых ситуациях.

Учащиеся напряженно думали.

– Ну? Это же элементарно! – подзадоривал Николай Николаевич.

– Бейсбольная бита? – рискнул предположить я.

Никто даже не улыбнулся.

Перейти на страницу:

Все книги серии Для тех, кто умеет читать

Записки одной курёхи
Записки одной курёхи

Подмосковная деревня Жердяи охвачена горячкой кладоискательства. Полусумасшедшая старуха, внучка знаменитого колдуна, уверяет, что знает место, где зарыт клад Наполеона, – но он заклят.Девочка Маша ищет клад, потом духовного проводника, затем любовь. Собственно, этот исступленный поиск и является подлинным сюжетом романа: от честной попытки найти опору в религии – через суеверия, искусы сектантства и теософии – к языческому поклонению рок-лидерам и освобождению от него. Роман охватывает десятилетие из жизни героини – период с конца брежневского правления доельцинских времен, – пестрит портретами ведунов и экстрасенсов, колхозников, писателей, рэкетиров, рок-героев и лидеров хиппи, ставших сегодня персонами столичного бомонда. «Ельцин – хиппи, он знает слово альтернатива», – говорит один из «олдовых». В деревне еще больше страстей: здесь не скрывают своих чувств. Убить противника – так хоть из гроба, получить пол-литру – так хоть ценой своих мнимых похорон, заиметь богатство – так наполеоновских размеров.Вещь соединяет в себе элементы приключенческого романа, мистического триллера, комедии и семейной саги. Отмечена премией журнала «Юность».

Мария Борисовна Ряховская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети новолуния [роман]
Дети новолуния [роман]

Перед нами не исторический роман и тем более не реконструкция событий. Его можно назвать романом особого типа, по форме похожим на классический. Здесь форма — лишь средство для максимального воплощения идеи. Хотя в нём много действующих лиц, никто из них не является главным. Ибо центральный персонаж повествования — Власть, проявленная в трёх ипостасях: российском президенте на пенсии, действующем главе государства и монгольском властителе из далёкого XIII века. Перекрестие времён создаёт впечатление объёмности. И мы можем почувствовать дыхание безграничной Власти, способное исказить человека. Люди — песок? Трава? Или — деревья? Власть всегда старается ответить на вопрос, ответ на который доступен одному только Богу.

Дмитрий Николаевич Поляков , Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее