Пожитки. Роман-дневник

Перед maman стояла корзинка с хлебом трех видов, плошка с испанской брынзой и баночка австрийского конфитюра.

– С чего бы начать?.. – решала она.

Хлопнула дверь, заскрипели половицы. С огорода вернулся отчим.

– Коль, как там? – начала maman без особого интереса.

– Нормально… – бесстрастно ответил дядя Коля, усаживаясь на стул. Стул привычно подогнулся. – Холодно там…

Любопытствуя, он глянул на яства.

– Дай мне чего-нибудь.

– Хватит! – рявкнула maman. – В четвертый раз уже!

– Что ты… – Ритуальным жестом дядя Коля схватился за место на груди, где в полуметре глубже поверхности тела билось сердце. – Куском попрекаешь!

– Не попрекаю, а просто говорю! А ты орешь!

– Я не ору. Я громко разговариваю.

Из дальнего угла комнаты послышалось хлюпанье и свист. Кот предпринимал испражнение в заповеданный лоток.

Дядя Коля тяжело встал и отправился выполнять свои обязанности, выносить испражнения вон.

– Ну? Ты все, что ль? – спросил он кота.

– Сейчас он тебе ответит! – захохотала maman.

Она приняла решение в пользу конфитюра.

– Меня поражает: на улице шляются, а в туалет идут сюда.

– Культурные, – развел я руками.

– Правильно! Жрать, извините, срать и спать – вот и вся культура! Мне бы так.

Я не нашелся с ответом.

– Все они дефективные… – резюмировала maman, на лету подхватывая пальцем черничную каплю с переполненного бутерброда.

– Кто? – поинтересовался дядя Коля. Сделав дело, он решил заварить себе кофейной бурды.

– Кто… эти! Пьер тогда уши отморозил – отвалились, – так безухий и ходит. У Шустрика хвост сломан, родовая травма. Лаптю глаз выбили. Он другим, конечно, видит лучше, чем остальные своими двумя, но глаз-то все равно один!

– А Сусик? – с надеждой спросил я про молодую и самую приставучую кошку в мире. – Она-то нормальная?

– Да ладно! – махнула рукой maman. – У нее вечно понос… Правильно, легка на помине.

С улицы в окно интеллигентно постучали.

Закряхтев, дядя Коля поднялся и пошел впускать кошку.

– Вот я одного не могу понять, – изумилась maman, – эта Суська твоя ходит-ходит, ходит-ходит. Туда, сюда, обратно. Каждую минуту: то – окно, то – дверь. Полежать спокойно нельзя. Я понимаю так: на улицу вышла, села и сиди.

– Ишь ты! – всплеснул ручищами отчим. Он вновь метил в стул, стараясь не развалить его обилием туловища. – Интересная какая. Попробуй сама посиди. Там холодно сегодня. Неприятно. Ветер в лицо.

– Кому ветер в лицо? Кошке?!

– Естественно, – с сомнением подтвердил дядя Коля.

Из дальнего угла комнаты послышался скрежет и потрескивание. Очередной кот испражнялся.

– Итит твою мать…

Дядя Коля тяжело встал и отправился выполнять свои обязанности.

– Ну? А теперь ты чего ждешь? – спросил я родительницу.

– Да я вот думаю… – отрешенно проговорила maman. – Поесть ли мне еще?..

– Мужа лучше накорми, – ввернул я.

– Ага! Щщас!! Ходит-ходит по огороду, ходит-ходит, потом вечером налопается от пуза – и на боковую. Я ему: ты что делаешь?! А он мне тут бухтит: а-че-я-целый-день-не-ел… Правильно! Да ты давай неделю не ешь, а потом сутки – ешь!!

– Что ты меня куском попрекаешь?! – с порога вскипает дядя Коля и от возмущения приводит тело в некий аналог Вселенной через секунду после Большого взрыва.

– Знаю я твой кусок!! – мгновенно купирует нарождающееся мироздание maman. – Мне твой кусок вот уже где!! – И показывает ребром ладони поперек горла.

Отчим заметно сникает, но выдерживаемая им пауза, я чувствую, полнится дипломатией с дальним прицелом.

– Сама-то забыла… – как бы нехотя произносит он. – Тогда к Вальке-соседке ходила сидеть. Я ей – Галь, обед простыл! А они: ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла. С джин-тоником своим… Тыщщу раз подогревал.

– Вспомнил!! Когда это было?!

– Когда… давно…

– Правильно.

– Нет, ну ты представляешь! – Всем корпусом он оборачивается ко мне, подобный нефтяному танкеру на марше. – Они ж как пьют! Этой Вальке много не надо. Она банку одну примет, и все! И остальные такие же. Каждому по банке, и сразу до потери сознания. А потом кувыркаться начинают.

– Да ладно!

– Я не шучу, Юр! Я тогда на крыльцо вышел, вроде сидят, ничего. А потом – оп!

Дядя Коля грянулся об пол и застыл на четвереньках. Вся посуда в радиусе обозримой жилплощади звякнула.

– Ну все… – тихо сказала maman. – Теперь точно можно сайдингом крыть…

– В смысле? – не понял я.

– Нам говорили, дом сперва осадку должен дать. Первые годы. Теперь – можно… дал осадку…

В знак высочайшего благоизволения она поставила на стол еще одну тарелку с рассольником.

– Витьку встретил… – сообщил дядя Коля, аккуратно приняв внутрь первые несколько ложек блюда.

Он сидит на стульчике, поджав ноги под себя, как ребенок в песочнице. Стодвадцатикилограммовый ребенок пенсионного возраста.

– Идет с дипломатом. Даже не посмотрел…

– Ешь! – реагирует maman. – Потом расскажешь!