Только и остается… И вообще, разве плохо, если у меня в классе есть трудные? – спросила Муза Григорьевна. – Лично я считаю – в таком классе интереснее работать. Не надо только путать понятия – трудновоспитуемый и нравственно запущенный ребенок. И далеко не всякий трудный педагогически запущен. Трудные ребята, если хотите, это нестандартные личности. И если сопротивляются нашим воспитательным усилиям, значит, усилия эти не стоят того, иные мерки нужны для таких. Это значит, что у них собственные позиции, которые надо понять, разобраться в них, а для этого изначально уважать ребенка, ценить его чувство достоинства, а не только наши учительские амбиции.
Да, – согласилась с нею дочь генерала Макарова, – как часто требуют от нас, чтобы мы изо всех сил втискивали ершистого мальчишку в педагогический штамп «благополучного» ученика!
Лжепедагогический, – уточнил Иван Егорович. – В армии эта проблема получает уже свое завершение. Но мы, увы, принимаем от вас, школьных учителей, тех, кого вы нравственно искромсали.
Вы уж слишком, Иван Егорович, – отозвалась Муза Григорьевна. – Будто все мы инквизиторы какие. Хотя, конечно, бывает и так, что калечим ребячьи души. Чего добиваемся? Чтобы были послушны, сдержанны, не перечили старшим, исполнительны… Тихие, одним словом.
А в тихом омуте черти водятся, – вклинилась репликой Маргарита Иосифовна.
И еще кое-что пострашнее, – согласилась с актрисой Педерова. – Помните тот страшный случай на Урале? О нем еще в газетах писали. Девятиклассник одной из лучших школ убил старушку, чтобы завладеть ее серебряными вилками, их он собирался сменять на коллекционные монеты. Каково? А ведь был из благополучной семьи! Послушный, вежливый, увлекался нумизматикой, общественной работой занимался. А вот на вопрос следователя: «Тебе не жалко было ее убивать?» – равнодушно ответил: «Она все равно старая».
Так это же монстр какой-то! – возмутилась Ксения, мать Андрея, и беспокойно глянула на сына: надо ли ему слушать эту жуткость?
Муза Григорьевна пожала плечами.
– Отнюдь, – сказала она. – В его характеристике была такая фраза: «Мальчик с честными и добрыми глазами, он просто не способен на дурные поступки…» И вот нравственное его уродство никто не рассмотрел именно потому, что не был он «трудным».
Теперь уже и дед Макаров тревожно посмотрел на Андрея. Уж очень соответствовали рассуждения соседки тем мыслям, какие приходили к нему недавно, когда он сравнивал двух своих внуков. Но Иван Егорович заставил себя повернуться к Харитону Самойловичу и спросил:
А у нас с тобой, Харитон, бывали такие «тихони»?
Всяких перевидали, товарищ генерал-лейтенант, – ответил Педеров. – Я вот о другом перегибе скажу. Моя племянница окончила факультет дошкольного воспитания, в детском садике работает… В прошлое воскресенье приехала и плачет. Ухожу, говорит, «по собственному желанию». Устала бороться с формализмом.
Это в детском-то садике формализм? – недоверчиво спросил Макаров.
Представьте себе. Во-первых, пишут массу отчетов, каждый день составляют на бумаге планы всех мероприятий, вплоть до личных бесед с малышами. Всевсе протоколируется под копирку, иначе комиссия не поверит, что воспитатели занимаются делом. Тетради закаливания, расчет посещаемости в человеко-днях, графики педагогических приемов, ведомости на присутствующих детей на кухню, журнал дисциплинарных взысканий…
Ну, Харитон, тут ты загибаешь, – усомнился генерал. – И это в детском саду?
Точно, Иван Егорович, – подтвердила жена Педерова.
А во-вторых, главный метод, которым пользуются воспитатели, это окрик, – сказал полковник. – Его еще называют методом «Цыц!». Племянница сказала, что когда они принимали личные социалистические обязательства, то она вместо явно лживого «обеспечить стопроцентную посещаемость детей» – как ей таковую обеспечить?! – написала: «Обеспечить полноценный отдых детей в тихий час». Она с ними сидит, пока дети засыпают, персонально усыпляет, так сказать. Что ты! Заведующая поймала ее за укладыванием – разнос: «Вам что, делать нечего?! Скоро комиссия – выставку надо готовить!» За-ради комиссии детей муштруют, новые игрушки держат за стеклом, для показухи…
Черт-те что! – не сдержался генерал. – Уж и до ползунков бюрократы добрались! В министерствах да конторах их прижали за последние годы, так они вон где размножились. Нет, за этим страшным явлением глаз да глаз нужен. Ни на секунду не ослаблять бдительность! Вот что я думаю…
Гневную тираду генерала прервал телефонный звонок, и Вера Ивановна подошла к аппарату,
Это тебя, Рита, – сказала она жене Василия Макарова.
Я слушаю, – проговорила в трубку Маргарита Иосифовна, и генерал Макаров увидел, как напряглось вдруг лицо невестки.
Пусть пройдет в мой кабинет, – сказал он дочери. – Оттуда говорить удобнее.
Маргарита Иосифовна благодарно кивнула свекру, передала телефонную трубку золовке и быстро вышла из гостиной.