Познание как произведение. Эстетический эскиз

Утонченность и благородство мысли, ориентированной на изучение предельных состояний технологического восхождения цивилизации, его последствий для человека, мысли, таящей двусмысленность Зазеркалья инкарнации всего, что видим на экране компьютера, который демонстрирует одновременно вездесущность и невидимость, сокрытость и раскрытость, – все эти свойства мысли сопряжены и с разыгрыванием в лицах текста взаимодействия свободных искусств и наук, текста сознания, ориентированного на гармоничную интеграцию техноструктур в окружающую среду, с изысканностью эмерджентной мысли, ее изяществом, с ее озарениями и прозрениями, с создаваемыми в конвергентном мышлении захватывающими образами и символами, что уже само по себе переводит проблематику осмысления технологического мышления и произведения в эстетический регистр – этот отрезок метафизического диапазона. Эстетика есть «художества мудрость» (Гомер), состояние окрепшей души истины, откровение смысла и впечатление от него, переживание его исполненности, недоступной никакому мимесису, и подсказки эстетического созерцания, чувство научной красоты, инстинкт гармонии крайне важны при построении конвергентного суждения. Размышляя об эстетических критериях, которые играют существенную роль при формировании суждений, Р. Пенроуз, разработавший теорию квантового нейрокомпьютинга, считает, что «можно смело утверждать, что в искусстве эстетические критерии имеют первостепенное значение. Эстетика в искусстве – это сложнейший предмет, изучению которого философ посвящает иной раз всю свою жизнь. Можно было утверждать, что в математике, да и в науке вообще, такие критерии скорее второстепенны, а главным критерием всегда является истинность. Однако вряд ли возможно отделить одно от другого, когда речь заходит о вдохновении и озарении. У меня создается впечатление, что твердая уверенность в правильности идеи, приходящая в голову в момент прозрения очень тесно (пусть не полностью коррелируя, но и заведомо не случайно) связана с эстетическими качествами. Красивая идея имеет гораздо больше шансов быть правильной, чем идея нескладная»[100]. Остается только понять, каким красками идея пишет картину красоты. Эстетика переформулирует вопрос о природоподобности в вопрос о конвергентности науки и искусства. Прошедшая крещение научным разумом, эстетика становится причастной и к расшифровке кода творения, произвести которую невозможно без сопряжения гносеологии и теории искусственного интеллекта. «Ученые, занимающиеся теорией познания и колдующие над искусственным разумом, утверждают, что они расшифровывают универсальный язык мысли. В то же время мы передаем все больше и больше наших решений закодированным системам кибернетического управления, обработки информации и статистического анализа. Хотя современные философы долгое время провозглашали неоднозначность и случайность мира, сегодня иногда кажется, что все уже было записано или, по крайней мере, запрограммировано заранее»[101]. Правда, сама программа является элементом современного проекта, который смещает многие эстетические акценты, например, выдвигает в качестве одного из общих исторических условий «повсеместную утрату различия между эстетическими и механическими объектами»[102]. Но исторические изгибы никак не сказываются на эстетической виртуозности, которая дает о себе знать и в трансцендирующих технику структурах, и в самой технике. Даже современный уровень решения ключевых социальных проблем предполагает определенные структуры техноэстетики как элемента формы, о которой говорится в одном из последних отчетов, спонсируемых Национальным научным фондом США: «возвышение (increasing) креативности через конвергентность»[103]. Конвергентные изменения содействуют построению работы сознания, выполненной на основе эстетической редукции, предполагающей недосказанность, намеренное умалчивание о предметности, помещение ее в точке пересечения эстетических кодов, в месте рождения бесконечных возможностей эстетического означивания мира. Волны возвышения культуры технологического разума воздействуют на эстетические структуры переживания, на все эстетическое пространство, перестраивают восприятие художественной реальности. Современные исследователи пытаются расшифровать смысл бодлеровского представления о том, что «ne jamais sortir des Nombres et des Êtres!» («никогда не выйти из числа и существ»), что значит пребывать запертым в этом числе, как в платоновской пещере, осмыслить «преобразования искусства и дизайна в вычислительных средах»[104]. Если смотреть на искусство как на собственно познание и творчество, как на образ, бесконечно рефлексированный внутрь себя, то в нем нельзя не увидеть некую сверкающую точку, вокруг которой возникают структуры отнесения ко все новым формам, случающимся по касательной к сплошной культурно-эпистемологической среде. В этой точке выявляются корреспондентские отношения между эстетикой и кибернетикой, проясняется, как исторически складывался «эстетический контекст, в котором кибернетика приобретала художественное значение»[105], выявляется та роль, какую эстетика играет в конвергенции некоторых видов искусства и современных средств связи[106]. Среди новых направлений исследовательской работы следует означить и конвергенцию спекулятивного реализма и эстетики[107], формирование особого этоса конвергентного дискурса, проявляющего характерное для художественного сознания соответствие эстетики и этики[108]. С другой стороны, наблюдается устойчивая попытка проанализировать отношения между искусством и эстетикой с целью обсуждения ценности порождающего кода[109].