Познание как произведение. Эстетический эскиз

Некоторые исследователи[110] считают, что конвергенция – это бастард постмодернизма, его цифровой ребенок, появление которого предсказано Германом Гессе в романе «Игра в бисер». Но проблема конвергенции – это проблема не только геометрии подобия, но и классической эстетики и художественного сознания и восприятия. В современной исследовательской литературе заметна тенденция, ведущая к пониманию того, как в отдельных видах искусства вырисовывается конвергентное действие: так, эстетическая ценность кинематографического искусства усматривается именно в его способности «раскрыть мир» через конвергенцию интенциональности художника и зрителя[111].

Предпониманием, общим для художника и зрителя, определяется обертоновая окраска формантов конвергентного развития, а сами эстетические посылки действия раздвигают горизонт возможных исследований, описывающих структуры в высшей степени технологизированного общества – компьютерная метафора, графика и культура, игра, в которую пытаются включиться, чтобы обрести новое знание о виртуальном мире, антропоморфные системы искусственного интеллекта, история его становления[112]. Статус искусственного интеллекта должен быть выявлен в первую очередь, хотя до сих пор неясно, что он собой представляет – тень естественного разума или что-то другое.

Искусственный интеллект – это логика, которая сама себя программирует, но которая пока не переведена в модель для получения знания о человеческой природе. Антропологическая форма содержит в себе и размерность эстетического достоинства как одного из способов расширения сознания, как элемента гуманитарной основы для создания природоподобных технологий, эволюционирующих от машин с архитектурой фон Неймана к аппаратному воплощению математической модели, построенной по архитектурным принципам искусственных нейронных сетей (многослойный перцептрон, самоорганизующаяся карта Кохонена и другие), способных производить визуализацию данных, распознавание образов и изображений, запоминание состояний образа, интерфейсы общения, перенесение стиля изображений; все эти действия выполняются на основе интуиции, проявляющейся у нейросетевых экспертных систем. Но упомянутые структуры действия имеют своим аналогом то, что ранее бралось в расчет в эстетическом опыте и теперь обретает смысл в новом сочетании данных.

Проблема соотношения двух разных типов деятельности – познавательной, мыслительной и машинной изначально решалась, по сути, на эстетико-гносеологическом пути, его можно считать неким форматом, который представим как размах движения индивида в поисках себя, своего другого и последнего аккорда, и эту широту в деятельности познания обойти стороной невозможно, как невозможно обойти форму в искусстве:

И вдруг… сонаты кандалы
Повлек по площади Бетховен.

Б. Пастернак

И задать масштаб карты такого движения очень трудно, поскольку неясно, является ли условием действия машины как мыслящей структуры реальное выполнение творческого акта. Поиск этих путей велся уже в период формирования классической программы исследований по искусственному интеллекту. Согласно одной точке зрения, только создание произведения искусства по эстетическим меркам, а не по конструкциям из случайного сочетания символов[113], могло бы служить убедительным аргументом в пользу мыслительных «способностей» машины. Правда, апелляция к случайности здесь вряд ли оправдана, поскольку со времен Канта именно закономерность случайного мыслится в качестве фундаментальной структуры эстетического опыта. Отклоняя приведенный аргумент Алан Тьюринг, сделавший первые шаги к созданию искусственного интеллекта, подчеркивал: «Likewise according to this view the only way to know that a man thinks is to he that particular man»[114] («чтобы убедиться в том, что человек мыслит, необходимо стать именно так мыслящим человеком»). Поэтому и убедиться в том, что машина мыслит, можно лишь став машиной. При этом Тьюринг добавляет: «I do not wish to give the impression that I think there is no mystery about consciousness. There is, for instance, something of a paradox connected with any attempt to localise it»[115] («Я не хочу, чтобы создавалось впечатление, будто в сознании нет ничего таинственного. Скажем, при попытках его локализовать каждый раз возникает нечто вроде парадокса»). Но ведь все эти мистерии сознания не обязательно должны быть раскрыты до того, как мы будем в состоянии ответить на вопрос, может ли мыслить машина, например, машина того же Тьюринга, которая механистически производит процедуру поиска при решении задачи, состоящей из конечного числа элементарных действий.