Познание необходимости. Детерминизм как принцип научного мировоззрения

Одной из несомненных заслуг Гегеля в диалектической разработке теории причинности является разделение им причины и повода исторического события. «В истории, — писал он в связи с этим, — стало обычным остроумное изречение, что из малых причин происходят большие действия, и поэтому для объяснения значительного и серьезного события приводят какой–нибудь анекдот как первую причину. Такая так называемая причина должна рассматриваться лишь как повод, лишь как внешнее возбуждение, в котором внутренний дух события мог бы и не нуждаться или вместо которого он мог бы воспользоваться бесчисленным множеством других поводов, чтобы начать с них в явлении, пробить себе путь и обнаружить себя» [58, т. 2, с. 213]. Указав на конкретное отличие повода от причины, Гегель отметил, что попытка представить повод как «малую причину» есть попытка перевернуть, поменять местами внешнее (чем является повод) и внутреннее — причину, то, что и делает данное внешнее таковым по отношению к себе (поводом), но «само это переворачивание снимает отношение причинности» [58, т. 2, с. 214].

Данное замечание Гегеля осталось незамеченным и не сыграло должной роли в становлении теории детерминизма (причинности в ее ранний период) в естествознании. Спустя почти столетие А. Пуанкаре пишет: «Причина слишком маленькая, чтобы мы ее заметили, детерминирует заметное следствие, которое мы не можем не замечать, и тогда мы говорим, что это следствие случая» [см.: 232, с. 364]. Пытаясь объяснить случайность как «маленькую причину», Пуанкаре совершает то самое «переворачивание», от которого предостерегал Гегель, — выдает за причину то, что на самом деле является иным типом детерминации действительности.

Дальнейшее развитие естествознания и социологии потребовало новой, углубленной и расширенной философской интерпретации того, что можно назвать поводом в приложении к любым процессам становления. Открытия современного естествознания (в особенности, как было показано, физики) настолько обострили проблему причинности, что потребовались усилия большого коллектива философов и представителей естественных наук для создания теории причинности, соответствующей полученному эмпирическому материалу. Завершение этой работы в настоящее время имеет своим существенным аспектом отделение причинности от детерминации типа повода.

В мировоззренческом и методологическом отношении разделение причины и повода весьма важно, так как их отождествление ведет к абсолютизации роли случайного фактора в становлении действительности. Причина из внутреннего фактора (внутреннее противоречие) превращается при этом в некоторый внешний фактор («малую причину») — случайность. «Если камень весом в центнер поднят на высоту десяти метров и свободно подвешен, оставаясь так в равном самому себе состоянии и покоящемся отношении, то нужно апеллировать к публике из грудных младенцев, чтобы утверждать, будто теперешнее положение этого тела не выражает никакой механической работы или что расстояние, на котором оно находится от своего прежнего положения, не имеет

никакой меры в механической работе» [1, т. 20, с. 61], — писал Ф. Энгельс, критикуя метафизический метод Е. Дюринга, мешавший последнему установить истинную причину перехода от относительно неподвижного состояния тела к движению. Причина эта вовсе не во внешнем толчке, действием которого Дюринг пытался объяснить изменения всякого материального предмета и мира в целом, а в высвобождении потенциальной энергии, внутренне присущей телу до толчка. Сам толчок выступает разновидностью детерминации типа повода. Случайность такой детерминации мы можем на основании предшествующего анализа охарактеризовать как случайность–дополнение данного процесса, которая приводит к тому, что результирующее изменение выступает в форме случайности–проявления необходимости процесса.

В. Г. Иванов ввел понятие «инициация», позволяющее более глубоко проследить механизм действия повода. «В общем смысле, — определяет он, — инициация может означать коренное изменение эволюции системы, которое может быть обусловлено либо снятием одной из детерминаций, ограничивающих или воспрещающих какое–либо движение, либо распадом целостности некоторой системы, либо качественным изменением процесса, либо синтезом процесса нового типа на основе интеграции действия различных причинных цепей» [79, с. 111]. Инициация есть, таким образом, момент изменения, момент перехода к новому состоянию, появлению нового в развитии.

«Понятие новизны, — отмечает Иванов, — неразрывно связано с понятиями инициации, порождения, начала, имеющими всегда свой внутренний источник в тех процессах, с которыми они связаны. Причинение и выражает тот механизм, который инициирует возникновение нового» [81, с. 50–51]. Следовательно, инициация неотъемлемо связана с причинностью, с каузальной детерминацией.