Складывавшиеся в Европе империи-эфемериды были ретроградны, противоречили общему направлению европейского развития, интересам огромного большинства европейских держав и потому были обречены на мгновенное возникновение и столь же мгновенное рассыпание. Общеисторический смысл их существования — расчистка поля для новых сил и качественно новых процессов. В этом отношении они аналогичны чуме XIV в. Когда империя-эфемерида складывалась, она оказывалась один на один с империей Российской, которая рассматривала Европу через призму византийской эсхатологической мифологии. Россия традиционно противостояла формированию сильной империи в Европе. В этой логике лежит почти столетняя борьба России против объединения Германии от Семилетней войны (1756–1763) до Ольмюцкого унижения Пруссии (1850), поддержка слабой, дышащей на ладан Австрии.
На самом деле появление империи-эфемериды было выражением кризиса и по крайней мере на время ослабляло Европу. Однако российские идеологи видели мир в «вечных» категориях образца VIII–XII вв. и противостояли рождению новой империи, как могли. А когда осознавали бесперспективность такого противостояния, основывали союз на началах раздела мира. Но эфемерида и Российская Империя не могли ужиться в одной ойкумене. Их смертельная борьба была задана онтологией этих государств.
Создание империи-эфемериды — феномен модернизационного скачка. Можно продолжить анализ и отметить, что в ходе модернизации имеет место не просто создание эфемериды, но ситуация инверсии в системе империя/национальное государство. Иными словами, национальное государство, входящее в «острую» фазу модернизации, склонно (тяготеет) к созданию империи. Эта империя может оказаться эфемеридой (Франция, Германия), но не обязательно. Может сформироваться и устойчивая колониальная империя. Примеры: Голландия, Англия, Франция, Бельгия, Италия.
А традиционные континентальные империи, входящие в «острую фазу» модернизации, напротив, распадаются. Этнос метрополии идет по пути формирования нации и национального государства, а на месте империи возникает группа национальных государств. Такой путь прошли Османская, Испанская, Австро-Венгерская империи и, наконец, Российская Империя/СССР.
Замечу, что модернизационную инверсию в системе империя/национальное государство Россия переживала дважды. В 1917–1918 гг. империя распалась, но восстановилась в ходе гражданской войны. Последнее было вызвано тем, что к тому времени развитие российского общества не прошло границу модернизационного перелома, сопровождающегося переходом к национальному государству, и ему предстоял еще один этап развития в рамках имперского качества. Второй распад империи произошел в 1991 г. Есть основания полагать, что теперь этап модернизации, совершающийся в рамках традиционной империи, исчерпан.
Политическая ситуация 20 — 30-х годов XX в. интересна и тем, что первый распад империи несколько отодвинул западные границы СССР и частично воспроизвел линию границ начала XIX в. Поэтому-то в 1939 г. так поразительно точно воспроизводится геополитическая ситуация 1807 г.
Империи Наполеона и Гитлера разделяло менее полутора веков. В начале XIX в. общеевропейская империя была пережиточным проектом, ее утверждение потребовало моря крови, но сама деятельность Наполеона не выходила радикально за рамки представлений о нормальной политической практике. Наполеон отделался ссылкой на остров Св. Елены. В середине XX в. традиционная общеевропейская империя вступила в смертельный конфликт с ходом истории. Она могла быть утверждена лишь практикой, которая в глазах мирового сообщества выглядела как преступление против мира и человечности. Лидеры Третьего Рейха выбирали между самоубийством и перспективой повешения по решению Международного трибунала. После 1945 г. имперский проект как способ интеграции Европы был окончательно отторгнут историей.
Подводя итоги, можно утверждать следующее:
В результате развертывания коллизии взаимоотношений с эфемеридой Россия входит в Европу и включается в драматический диалог/противостояние с западноевропейской цивилизацией. А завершается все это модернизационным скачком.
Таким образом, модернизационный толчок России задавался модернизационной активизацией крупной европейской державы. Причем между модернизационным кризисом индуктора и наведенным модернизационным кризисом в России пролегает примерно полувековой период сложного опосредования через процессы европейского и общемирового масштаба. Можно говорить о выделении некоторого модернизационного цикла в системе европейских государств, в логике которого модернизационный импульс опосредованно транслируется от центра к периферии.