Познание России. Заветные мысли (сборник)

Гениальный химик, первоклассный физик, плодотворный исследователь в области гидродинамики, метеорологии, геологии, в различных отделах химической технологии (взрывчатые вещества, нефть, учение о топливе) и других сопредельных с химией и физикой дисциплинах, глубокий знаток химической промышленности и промышленности вообще, особенно русской, оригинальный мыслитель в области учения о народном хозяйстве, государственный ум, которому, к сожалению, не суждено было стать государственным человеком, но который видел и понимал задачи и будущность России лучше представителей нашей официальной власти. Таков был Дмитрий Иванович Менделеев… Все разнообразные части или направления его духовного творчества при внимательном анализе оказываются не изолированными друг от друга и не случайными; чувствуется, что они связаны какими-то, часто незримыми нитями, составляя как бы одно органическое целое.

Он умел быть философом в химии, в физике и в других отраслях естествознания, которых ему приходилось касаться, и естествоиспытателем в проблемах философии, политической экономии и социологии. Он умел внести свет науки в задачи чисто практического характера и приблизить к жизни теорию, находя для нее возможность использования и различных приложений.

Во всех вопросах, которые ему приходилось затрагивать, мысль Менделеева, развиваясь до своих крайних логических пределов и последствий, неудержимо увлекала его далеко за пределы первоначально избранной темы…

Рабочий стол Д. И. Менделеева в Кабинете-музее Д. И. Менделеева при С.-Петербургском государственном университете

Огромное количество труда и времени затрачивал он на самый процесс расчисления опытных данных, как собственных, так и в особенности добытых другими авторами. Лица, близко стоящие к Дмитрию Ивановичу, свидетельствуют, что каждая приводимая им цифра, даже сообщаемая лишь с учебной целью, например в “Основах химии”, неоднократно и весьма тщательно проверялась и публиковалась лишь после того, как автор получал уверенность в том, что именно ее следует считать наиболее надежной…

…Нельзя не упомянуть о той обстановке, в какой ему приходилось работать. Долгое время эта обстановка была прямо-таки нищенской. До 1863 г. химическая лаборатория университета получала всего 400 руб. в год и на все кафедры химии полагался один лаборант с таким же годовым окладом. Благодаря этому в лаборатории не хватало самых необходимых вещей и приспособлений.

С 1866 по 1872 г. лаборатория Менделеева состояла всего из двух комнат, из которых одна к тому же была темной, и только с 1872 г., когда начались работы Менделеева о сжимаемости газов, ему была отведена еще и третья.

Постепенно, но также очень медленно, возрастал и бюджет лаборатории. Словом, в лучшую пору жизни Д. И. Менделеева ему приходилось работать в очень тяжелых условиях. Такова, впрочем, была участь большинства русских ученых того времени. Дмитрий Иванович долго и многократно хлопотал о расширении лаборатории (впредь до постройки нового здания для этой цели) и о предоставлении достаточной суммы на ее содержание. Но хлопоты эти возымели свое действие только 20 лет спустя, когда Менделеева уже не было в университете.

…Многие находили, что от личного общения с Дмитрием Ивановичем или пребывания в его обществе получалось более глубокое и полное представление о могучей силе его духа, нежели от знакомства с его сочинениями. Такое впечатление вынес, между прочим, И. И. Мечников, сам знаменитый ученый, незадолго до смерти Дмитрия Ивановича познакомившийся с ним в Париже. Мечников говорил мне, что из всех выдающихся деятелей науки, которых ему пришлось узнать на своем долгом веку, был только еще один человек, сделавший на него такое сильное неизгладимое впечатление, как Менделеев. Это был женевский ученый Карл Фогг.

Обладая в молодости слабым здоровьем, имея, по-видимому, задатки наследственного туберкулеза, Менделеев прожил долгую жизнь, вероятно, тоже благодаря своей воздержанности в пище и питье. Тем не менее я слышал от одного из его учеников, В. Е. Павлова, что к нему не раз уже в преклонном возрасте возвращалось кровохарканье, немало его смущавшее. Он лечил его сам, почему-то приемами бромистоводородной кислоты (вводить в организм натрий или калий он не хотел). Так он прожил до начала 90-х гг., когда под влиянием начавшей развиваться катаракты на обоих глазах он довольно быстро стал терять зрение. Он не мог работать и с трудом различал окружающие предметы. Это была та же самая болезнь, которая постигла его отца, Ивана Павловича.