Познание России. Заветные мысли (сборник)

«…Профессор Д. И. Менделеев рассказывал мне, что три такие поездки он совершил со своим товарищем и другом Бородиным в 1860 и 1861 гг.: весной и осенью 1860 г. по Италии, в 1861 г. — по Швейцарии. «Пускались мы в дорогу с самым маленьким багажом, — говорит Д. И. Менделеев, — с одним миниатюрным саквояжем на двоих. Ехали мы в одних блузах, чтобы совсем походить на художников, что очень выгодно в Италии — для дешевизны; даже почти вовсе не брали с собой рубашек, покупали новые, когда нужда была, а потом отдавали кельнерам в гостиницах вместо “чаевых”. Весной 1860 г. мы побывали в Венеции, Вероне и Милане, осенью того же года — в Генуе и Риме, после чего Бородин поехал на короткое время в Париж. В первую поездку с нами случилось курьезное происшествие на железной дороге. Около Вероны наш вагон стала осматривать и обыскивать австрийская полиция: ей дано было знать, что тут в поезде должен находиться один политический преступник, итальянец, только что бежавший из заключения. Бородина, по южному складу его физиономии, приняли сразу именно за этого преступника, обшарили весь наш скудный багаж, допрашивали нас, хотели арестовать, но скоро потом убедились, что мы действительно русские студенты, — и оставили нас в покое. Каково было наше изумление, когда, проехав тогдашнюю австрийскую границу и въехав в Сардинию, мы сделались предметом целого торжества, все в вагоне же нас обнимали, целовали, кричали “виват”, пели во все горло. Дело в том, что в нашем вагоне все время просидел политический беглец, только его не заметили, и он благополучно ушел от австрийских когтей».^{247}

Стасов В. В. Александр Порфирьевич Бородин.

«Исторический вестник». Т. XXVIII, с. 147, 148 (1887).

В. В. РЮМИН

«…Крупная, яркая фигура Дмитрия Ивановича, его громадное значение в истории русской науки, его широкая популярность во всех кругах дают право его ученику, мне, поделиться с читателями воспоминаниями о нем: воспоминаниями отрывочными, мелкими, но характеризующими интересную личность Дмитрия Ивановича.

До 1863 г. Петербургский технологический институт был закрытым учебным заведением. Только с этого года институт занял положение, равное остальным высшим техническим учебным заведениям.

Под руководством бывшего тогда директором горного инженера Я. И. Ламанского институт стал быстро прогрессировать, и в 1863 г. у нас на кафедре появился Дмитрий Иванович, уже и тогда имевший репутацию серьезного химика. В институте Менделеев читал органическую химию и заведовал лабораторией, при которой была и его квартира. В то время Дмитрий Иванович был сравнительно молодым человеком — ему было около 30 лет (родился он 27 января 1834 г.). Знаменитая “Система элементов” еще не была опубликована, напечатана была только его “Органическая химия”, но его известность, как выдающегося работника и необычайно точного экспериментатора, была уже прочно установлена.

Д.И. Менделеев и Б.Ф. Браунер. Прага, 1900 г.

С переходом на II курс мне предстояло знакомство с Дмитрием Ивановичем. Первое впечатление живо и до сих пор: длинные волосы, некоторая небрежность костюма, нервные, порывистые движения, особая манера разглаживать бороду сзади наперед, глубокий взгляд, своеобразная интонация несколько глухого голоса — отличали его от большинства наших профессоров.

Читал свои лекции Менделеев тоже не так, как остальные: его речь была отрывиста, не всегда лилась гладко, но положения его были точны, в наши головы они вклинивались и отчетливо врезались в памяти.

Иногда он, увлекаясь сам, не замечал, что далеко отошел от курса, унесся в область, нам недоступную, в область химической фантазии, и тогда, спохватившись, останавливался, улыбался, глядя на нас, и, расправляя бороду, говорил: “Это я все наговорил лишнее, вы не записывайте”.

Между ним и аудиторией существовала какая-то неясно ощущаемая, но прочная нравственная связь. Однажды, во время его лекций, многие, действительно простуженные, расчихались и раскашлялись особенно сильно. Дмитрий Иванович остановился, посмотрел на нас и довольно резко сказал, что будет впредь ставить в аудитории капли датского короля. Никто этим не был обижен, и, когда он после лекции признался, что был несколько резок, мы его уверили, что не чувствуем ни малейшей обиды.

Вообще в лаборатории, делая разъяснения и замечания студентам, Менделеев бывал подчас раздражен и отпускал фразы, вроде того, что “ни одна кухарка не работает так грязно, как вы”. Но это не портило отношений: говорил он это нам, как равным, и сам сносил ответы не всегда почтительные и корректные, отвечая на них остроумными и мелкими шутками. Его отношения всегда дышали доброжелательством, и важен был их смысл, а не форма. Зато он научил нас работать в лаборатории так чисто и аккуратно, как ни до, ни после него не работали.