Познание России. Заветные мысли (сборник)

Мне выпала особенно приятная работа под его непосредственным наблюдением; работал новым в то время аппаратом — спектроскопом, при помощи которого надо было сделать анализ остатков в камерах завода серной кислоты. Работа эта сблизила молодого студента и молодого профессора; его влияние было сильно и навсегда укрепило те приемы работ, которые мелки сами по себе, но в общем ходе имеют большое значение. Все прошедшие школу Менделеева и оставшиеся в лабораторной практике, вспоминают его указания с особою благодарностью и любовью.

Дмитрий Иванович прекрасно работал со стеклом: для своих точных работ сам приготовлял себе термометры, ареометры и пр. Был в числе студентов некто П-ов, человек почти одних лет с Д. И. и тоже недурно работавший на паяльном столе (для многих работ нужно гнуть стеклянные трубки, запаивать их, выдувать шары и т. п.). Стол в лаборатории был только один, и, если за ним сидел П-ов, а Менделееву надо было запаять трубку или выдуть что-нибудь, он терпеливо ждал несколько минут, затем начинал волноваться и отпускать шутки на счет медленности работы П-ова, уверяя его, что трубка лопнет. П-ов хладнокровно кончал работу, уступая место и сам оставался у стола. Дмитрий Иванович начинал нервничать, а П-ов спокойно замечал ему: “Вот у Вас так лопнет, надо гнуть медленнее”. Трубка действительно лопалась. П-ов торжествующе заявил: “А, что, говорил я: не торопитесь” — и отходил от стола под ворчание Менделеева.

С тем же П-м помню такой случай. Дмитрий Иванович задал ему приготовить какое-то редкое вещество. На вопрос: “Из чего его приготовить?” — Менделеев буркнул: “Из воздуха”. Он любил, чтобы студент в таких случаях сам порылся в литературе, поискал, обдумал и только тогда шел к нему за окончательным решением. П-ов этого не сделал; обдумав план работы, он самостоятельно приступил к ней. Подходит Менделеев, спрашивает: “Ну, из чего же вы получаете?” — Ничтоже сумняшеся П-ов отвечает: “По вашему совету — из воздуха”. Такие стычки нисколько не портили отношений между ними: глубоко уважаемый всеми, Менделеев, верно понимал свое влияние и отношение к нему слушателей. Конечно, и П-ов после того, как от него отошел профессор, сам пошел к нему и подал написанный им план работы, который и был вполне одобрен.

Дмитрий Иванович, кроме громадного количества знаний, которыми он обладал, был химиком с глубоким чутьем. Нередко от него можно было услышать: “Ну, знаете ли, по соображениям, эта реакция должна идти так, как Вы говорите, только тут что-то не так, я чувствую, что не так — не пойдет”. И чувство его не обманывало. Его слова: “Химик должен во всем сомневаться, пока не убедится всеми способами в верности своего мнения” — остались навеки в памяти его учеников, и каждый из них, делая анализ, проделывал его со всеми тонкостями и тогда только решительно говорил о результатах.

Нередко Дмитрий Иванович давал для анализа такие соединения, которые обычно не дают: так, он давал чистую воду, с целью убедить студента в необходимости прежде всего выпарить каплю данного для анализа раствора для того, чтобы не возиться напрасно, полагаясь на слова дающего анализ, что дан действительно раствор.

Мне с Менделеевым, хотя и не часто, приходилось встречаться и после выхода из института. Помню, ехал я однажды зимою по Николаевской дороге из Москвы и на дорогу купил себе какой-то бульварный роман. Дело было зимою. После Твери вваливается в вагон какая-то странная фигура в полушубке, в сибирском малахае на голове, в валенках, обвешанная сумками. Присматриваюсь — вижу Дмитрий Иванович. Возле меня было свободное место, на которое он и сел. Сумки свои повесил на крючки, размотал шарф и, узнав меня, разговорился. Ехал он из своего имения на лошадях до станции и потому был в таком необычном костюме. Тогда уже вышла в свет его система элементов, слава его росла, и, понятно, мне — молодому химику — было интересно встретиться с ним. Но лежавший около меня роман — такая несерьезная вещь — меня крайне конфузил: по моей молодости я, конечно, серьезничал не в меру и очень заботился, чтобы быть возможно более солидным. Стараясь спрятать книгу, я невольно обратил на нее внимание Менделеева и окончательно смутился. Но оказалось, что он сам любил подобное чтение и притом не только в дороге. Он объяснил значение подобных книг как хорошего отвлекающего средства: “Знаете ли, не думать совершенно я не умею, а чувствую — надо отдохнуть мозгу. Ну и возьмешь такую книжку, которая сама мыслей никаких не возбуждает, а читается легко — вот и отдых”. Со временем я увидел, что это средство применяется многими. При такой же встрече в вагоне, спустя несколько лет, он отказался от книги и заявил: “Я теперь лучше придумал: вожу с собой карты и раскладываю пасьянс. Места карты занимают мало, а комбинаций в пасьянсе масса — и занимательно, и голова отдыхает”.