Познание России. Заветные мысли (сборник)

«…В 1898 г., а именно в конце этого года, был по моей инициативе заказан ледокол “Ермак”; ближайшей целью сооружения этого громадного ледокола была у меня та мысль, чтобы, с одной стороны, сделать судоходство в Петербурге и других важных портах Балтийского моря в течение всей зимы, но главным образом попытаться, нельзя ли пройти на Дальний Восток через северные моря, по северному побережью Сибири. Ледокол этот был сооружен при ближайшем участии адмирала Макарова, того самого Макарова, который геройски погиб около Порт-Артура, будучи во время Японской войны назначен главнокомандующим Дальневосточным флотом…

Этому делу открытия морского пути на Дальний Восток через сибирские прибрежья, а равно плаванию по направлению к полярному полюсу очень сочувствовал также известный наш ученый Менделеев.

…Я помню довольно интересное заседание, которое было у меня в кабинете, в котором принимали участие я, Менделеев и адмирал Макаров. Я поставил вопрос о том, каким образом установить программу для того, чтобы достигнуть намеченной мною цели, т. е. пройти на Дальний Восток к Сахалину через северные моря по нашему сибирскому прибрежью. На это мне Менделеев после размышления, на которое я ему дал время, высказал то убеждение, что для того, чтобы найти путь на Дальний Восток, не следует идти из Петербурга, огибая Норвегию северными морями параллельно нашим северным побережьям, а нужно просто пройти прямо по направлению к Северному полюсу, прорезать Северный полюс и спуститься вниз, что такой переход будет гораздо проще и может быть совершен и гораздо скорее и безопаснее. Адмирал Макаров не вполне разделял это мнение, он находил, что это будет очень рискованный шаг, что благоразумнее будет попытаться идти по направлению нашего северного прибрежья.

Между ними в моем присутствии произошел обмен взглядов. Менделеев утверждал, что не уверен, что то, что он предполагает, может быть вполне реализовано, но что есть гораздо более шансов к тому, что можно прорезать Северный полюс и спуститься вниз южнее. На вопрос Макарова, согласится ли с ним ехать Менделеев на «Ермаке» по плану, им предложенному, Менделеев ему категорически ответил, что по этому плану, т. е. идти на Северный полюс и там спуститься вниз, он совершенно согласен и с ним поедет, тогда Макаров ему предложил с ним ехать, но только не по этому направлению, а опять-таки по нашим северным морям, придерживаясь к сибирскому побережью. Менделеев ответил, что такое плавание и более рискованное и более трудное и поэтому он ехать с ним по этому направлению не согласен. Таким образом, между этими двумя выдающимися лицами произошло в моем присутствии довольно крупное и резкое разногласие, причем оба эти лица разошлись и затем более уже не встречались. Уходя от меня, каждый из них мне повторил: Менделеев, что он во всякое время согласен ехать на “Ермаке” с адмиралом Макаровым на Дальний Восток к Сахалину, прямо прорезывая Северный полюс, а Макаров мне заявил, что он согласен на “Ермаке” ехать к Сахалину, придерживаясь направления параллельно нашим северным прибрежьям. В конце концов ни тот, ни другой проект не осуществился, отчасти вследствие этого разногласия, а отчасти оттого, что Макаров в скором времени был назначен начальником Кронштадтского порта, а затем началась несчастная Японская война…» ^{258}

Витте С. Ю. Воспоминания. Т 2. М., Соцэкгиз, 1960, с. 569–572.

О. Э. ОЗАРОВСКАЯ

«По летам я гостила в сельце Боблове (Клинского уезда), где у Менделеева была усадьба, но Дмитрия Ивановича заставала там и видала лишь в течение нескольких дней. Кабинет его — самая большая и вместе самая обитаемая комната.

Там стояла узкая железная кровать, письменный стол, большое кресло, несколько стульев, полки с книгами, да куча яблок на полу. И всякий несколько раз на дню забежит то яблочко взять, то книжку, и Дмитрий Иванович очень это любил. В Боблове он отдыхал, и никто ему помешать не мог. Он не писал, а только читал, и чтение было легкое. По вечерам ему вслух читала жена. Он гулял, т. е. выходил посидеть в “колонию” (уголок сада, обрабатываемый младшими детьми), но долго отдыхать не мог и больше трех недель подряд в Боблове не выдерживал…

Кабинет в городе был иной, и войти в него свободно, кроме жены и детей, можно было немногим избранным. За служащими в Палате он обыкновенно посылал сам, но при надобности они, разумеется, были к нему вхожи.

Входит посетитель; Д. И. предлагает сесть в кресло и сейчас же кричит: “Стойте! На книгу не сядьте!”

Посетитель вскакивает, берет с кресла фолиант и не знает, куда его девать — стол завален книгами и бумагами: “Ах, уж сели, так сидите! Садились бы на книгу…”

Посетитель кладет книгу на кресло и намеревается на нее сесть. “А, да держали в руках, так уже клали бы на стол, что ли! Да уж сидите! Время-то идет!”

Как только Дмитрий Иванович заметит, что произвел угнетающее впечатление, кончено: взволнуется, наговорит грубостей и едва не прогонит, а сам будет тяжело страдать.