— Что же, прекрасно, просто прекрасно, — отозвался Ормус, по-видимому, поверив ей. — А я немного беспокоился, что ты не пришла вчера из-за нашей маленькой стычки в отношении Малфоя…
— Малфоя? Боже мой, конечно, нет. Нет, и еще раз извини меня за нее. Ты был совершенно прав, я сама виновата, что не записала встречу в ежедневник, очевидно у меня и в самом деле есть проблемы с планированием. А вчера, честно говоря, просто разболелся желудок. Омаров, наверное, переела или еще чего-нибудь, — Гермиона засмеялась, стараясь выглядеть естественной, но втайне гордясь своей шуткой. Она чувствовала, как легкий победный румянец окрашивает щеки от эдакой гладкой лжи.
Удовлетворенный объяснениями, Ормус прошел к себе, а Гермиона занялась документами. Она с радостью окунулась в будничную рутину, чтобы успокоить тот поглощающий водоворот эмоций, который продолжал и продолжал кружиться в ней, хотя вскоре и поняла, насколько трудно сосредоточиться на работе. Однако, едва перекусив, торопливо вернулась в министерство, чтобы снова отчаянно погрузиться в работу, в надежде, что это позволит не думать ни о чем. Войдя в отдел, Гермиона остановилась и оформила в расписании встречу с Люциусом в понедельник, в девять утра.
«Господи, еще целых два дня, прежде чем я смогу увидеть его снова…»
И что-то снова заболело глубоко внутри…
А через два часа в ее дверь постучала Присцилла и, получив приглашение, вошла с хитрой улыбкой на лице.
— Это доставила специальная соколиная служба. Похоже, кому-то очень не терпелось вручить вам подарок поскорей! — она передала коробку и отступила с легким смешком. Коробочка оказалась небольшой, но очень изысканной, покрытой темно-красным бархатом и перевязанной зачарованной красной ленточкой, концы которой кружились и парили в воздухе. — Хм… а я и не знала, что Рон такой редкий романтик, — продолжила Присцилла. — Вы, очевидно, здорово над ним поработали! — она снова хихикнула и не торопилась покинуть кабинет, явно надеясь, что Гермиона раскроет посылку прямо сейчас.
Гермиона бросила на нее ничего не выражающий взгляд.
— Спасибо, Присцилла… Большое спасибо, — твердо отозвалась она, намекая на то, чтобы секретарша покинула кабинет.
На что та раздраженно фыркнула, но повернулась и выплыла в приемную, закрыв за собой дверь чуть громче, чем следовало.
Сердце бешено колотилось, когда Гермиона, оставшись, наконец, одна, взяла коробочку в руки.
«Нет, конечно же, Рон никогда не сделал бы ничего подобного… Особенно сейчас, после последнего скандала…»
Она была уверена, что подарок прислан совсем другим человеком.
Осторожно развязав трепещущую ленточку, Гермиона открыла крышку и осторожно сдвинула папиросную бумагу, прикрывающую сам подарок. Внутри оказалась небольшая, но из чистого золота и инкрустированная эмалью фигурка лебедя, с маленькими бриллиантиками на глазах и крыльях. Которая была изумительна. А когда Гермиона положила ее на ладонь, фигурка сразу же начала двигаться, ероша крылья, будто скользя по водной глади пруда. Невольно улыбнувшись от удивления и восторга, Гермиона бережно опустила подарок на стол, где изящный крошечный лебедь продолжил плавать по гладкой поверхности дуба.
Заглянув в коробку, заметила небольшую белую карточку и достала ее. Безупречно ровным, почти каллиграфическим почерком на ней было написано: «До понедельника, Л.» Поднеся карточку к лицу, Гермиона глубоко вздохнула и закрыла глаза. Легкие снова наполнил его запах: запах, который казался сейчас самым прекрасным в мире. Ощутив, как внутренности привычно дрогнули и сжались, Гермиона изо всех сил пыталась сосредоточиться на реальности. Лебедь продолжал плавать по столу и, полюбовавшись еще немного, она уложила его обратно в коробку, где фигурка тут же и затихла. А затем убрала и сам подарок, и карточку в сумку, подальше от любопытных глаз.
Сердце заполонила щемящая нежность: так трогательно и волнующе подействовал на нее этот неожиданный жест Люциуса. Ужасно хотелось тоже послать ему что-то в благодарность и признание, но в голову, как назло, не лезло ничего такого же необычного и прекрасного.
От Люциуса мысли скользнули к тому, что уже совсем скоро придется вернуться к Рону, лгать ему, жить ложью все ближайшие выходные, и в то же время отчаянно, мучительно желать другого мужчину. Не желать которого она уже не могла…
В половине шестого Гермиона поняла, что прятаться на работе и дальше становится трусливо и бессмысленно.
«Довольно трусить! Пора идти!»
Убеждая саму себя и пытаясь подавить тошнотворное ощущение страха, она собрала вещи и направилась домой.
========== Глава 19. Нарастание ==========
Едва войдя в квартиру, она увидела Рона, сидящего спиной к двери, и сердце тут же болезненно сжалось при мысли о гадком обмане, с которым теперь придется жить. Гермиона опустила сумку и сняла плащ. Рон так и не обернулся, что, впрочем, было абсолютно предсказуемо. Невольно ощутив волну раздражения, она медленно подошла и встала прямо перед ним. Что заставило Рона, в конце концов, поднять глаза от телевизора.
— Как родители? — в напряженном голосе звучала горечь.