Познавая прекрасное (ЛП)

— Я хотел, правда. Мне казалось, что подохну, если не сделаю тебя своей тем же вечером. Это было невыносимо. Я сгорал от того, как ты нужна мне, как я хочу тебя. Но… ты открыла уже так много для меня… и это было слишком. Когда нес тебя на руках, ты так доверчиво прижималась ко мне, что я понял, насколько сильно не заслуживаю твоего доверия; я был противен тогда сам себе. И подобные ощущения казались такими необычными для меня, такими удивительными… Я четко осознал, что хочу заслужить тебя. Хотя бы чуть-чуть. И это засело у меня в голове, которая и так уже раскалывалась от мыслей… А ты продолжала прижиматься — так естественно, будто уже делала подобное сотни раз. И сводила меня с ума… Да и как было не сойти? Когда красивое, изысканное, прекраснейшее существо добровольно отдалось на мою волю… даже несмотря на то, что пережило из-за меня когда-то. Мне стало страшно, Гермиона. Очень страшно. Пришлось сознательно оттолкнуть тебя… и это получилось, я знаю.

Ни слова не смогла выдавить из себя Гермиона: то, как он выворачивал себя перед ней наизнанку, примиряло со многим. А потом снова услышала шепот:

— Прости меня, девочка… за все.

Со слезами на глазах, Гермиона чуть приподняла голову и посмотрела на него:

— Не надо, Люциус. Не извиняйся, прошу тебя…

Малфой непонимающе глянул в ее лицо:

— Нет, сейчас я хочу и должен попросить прощения, поверь. Тем более что нам предстоит еще долгий путь — и ты нечасто будешь слышать мои извинения.

Некоторое время Гермиона молчала, позволяя себе осознать то, что он только что произнес. Но в голове крутилось так много вопросов, что она снова тихо и нежно продолжила:

— А наша первая встреча в моем кабинете? Я же разозлила тебя тогда?

— Безумно.

— Странно, но в тот день я совсем не боялась тебя. Мне даже казалось, что я должна была это сделать, Люциус.

Он усмехнулся:

— Маленькая моя умница, тебе удалось с легкостью вскрыть настолько глубоко похороненные воспоминания, что я был поражен, как быстро рассказал тебе о том, чего никогда не раскрывал никому. Даже своей жене. Твоя отчаянная смелость, твое стремление понять меня, волновало и зажигало ярость одновременно. Никогда еще в своей жизни я не подпускал к себе кого-то так близко! А ты, глядя со смесью неповиновения и упрямства, невероятно выводила меня из себя. Я почти готов был убить тебя легким движением руки, и мы оба знаем, что пять лет назад я, возможно, и сделал бы это, легко и не задумываясь… Но потом… потом ты лежала передо мной на столе и отдавалась полностью… вся. И я знал, что мог бы взять тебя сейчас… Мерлин, никогда еще не видел чего-то, более прекрасного.

Люциус прижал ее к себе крепче.

— Именно тогда я и понял, что ты освободила меня, сорвала маску, которую я носил долгие годы. Осознал, что и сам хочу принадлежать тебе… Целиком. И не только в постели… — он замолчал, оставив предложение незаконченным.

Смиренно и благоговейно Гермиона подняла на него глаза: еще никогда в своей жизни она не слышала ничего подобного, и слезы невольно текли по лицу, когда она смотрела на Люциуса.

Встретившись с ней глазами, Малфой слегка нахмурился и добавил мягко, но убедительно:

— Не обольщайся. Я не буду таким каждый день. Даже не жди ничего подобного, чтобы не разочароваться.

Последняя фраза немного напрягла, но Гермиона приняла его слова, как должное. В конце концов, она услышала их не от кого-то, а от Люциуса Малфоя. Потянувшись, лишь нежно поцеловала его в губы, уже привычно взглянув в серые омуты глаз, и ничего не ответила.

А потом, устроившись у него на груди, залюбовалась лебедем на гобелене — в обрамлении алых роз он казался просто прекрасным. Люциус снова заключил ее в чудесный кокон сильных и теплых рук, их глаза закрылись и, в конце концов, усталые, оба уснули.

Ночью, Гермиона смутно осознавала это, пару раз они просыпались, лаская и обнимая друг друга: полусонные, но все равно вожделеющие. Их тела снова сливались. И только стоны чувственного наслаждения раздавались в тишине ночного мэнора. А потом снова проваливались в сон…

========== Глава 18. Пустота ==========

Проснувшись на следующее утро, Гермиона сразу же ощутила, как яркий солнечный свет льется на кровать сквозь полуоткрытые шторы. Неторопливо потягиваясь, повернула голову и посмотрела на подушку рядом с собой. Люциуса там не оказалось, и она почувствовала сокрушительное разочарование и какую-то болезненную тоску.

Внезапно, в отрезвляющем свете дня, реальность обрушилась на нее во всей своей неприглядности. Быстро поднявшись, Гермиона села на кровати. Мысли сумбурно прыгали в голове, несмотря на то, что она отчаянно пыталась привести их в порядок. Этим ярким солнечным утром Гермиона как никогда ясно осознала, что у нее все еще есть работа, дом, друзья… и Рон.

«О, Боже, Рон… Как, черт возьми, я смогу жить с ним теперь?»