Познавая прекрасное (ЛП)

Выражение откровенного желания и удивления явно читалось в его взгляде. И Гермиона почувствовала, как торжествует сейчас от той очевидной власти, которую имеет над этим, доминирующим во всем, самцом. Конечно, она позволит ему диктовать ей что-то, но лишь зная, что в самое ближайшее время сможет делать с ним все, что угодно, и уже на своих условиях. Сейчас же, в эту минуту, ей хотелось разрешить ему повелевать — так горячо она упивалась их взаимным вожделением. Почувствовав молчаливое согласие, Люциус властно произнес всего одно слово и его голос уже почти подвел ее к краю.

— Опускайся.

Мучительно медленно, для начала помогая себе рукой, дюйм за дюймом она начала неторопливо опускаться на него, с каждой секундой чувствуя, как пылающие стенки влагалища растягиваются, приспосабливаясь к его величине. Голова невольно откинулась назад, и Гермиона страстно застонала, не сумев обуздать себя. Будто отвечая на этот стон, Люциус снова резко схватил ее бедра и насадил на себя полностью. Оба замерли, он — наслаждаясь ощущением тесноты обхвата, она — невероятным ощущением наполненности. Потом поднял Гермиону так, что кончик члена чуть не выскользнул, и снова медленно, очень медленно, опустил на себя вниз, не сумев сдержать тихого рычания, когда почувствовал, как крепко сжимаются тугие мышцы влагалища. Гермиона с трудом выдерживала эту муку — хотелось двигаться на нем быстрее, глубже, но Малфой не позволял, крепко держа за бедра и контролируя темп.

Невольно скользнув ладошками вверх, она нашла свою грудь и зажала соски между большими и указательными пальцами. Увидев это, глаза Люциуса расширились, и Гермиона почувствовала, как он пульсирует внутри нее, увеличиваясь еще больше. Темп тут же ускорился и, наконец, Малфой позволил ей двигаться на себе так, как хотелось. Не рассчитав, она даже опустилась настолько сильно, что вскрикнула, ощутив удар о шейку матки. И все же это было прекрасно…

Внутренности медленно плавились, но Гермиона продолжала двигаться на нем быстрей и быстрей, когда почувствовала себя на грани. Посмотрев на Люциуса сверху вниз, увидела, что глаза его не отрываются от нее, а рот исказился в чувственном бреду. И застонала от блаженства сама, когда он опустил правую руку и большим пальцем нашел клитор, начиная с силой поглаживать его круговыми движениями. Этого было более чем достаточно. Гермиона опустилась еще несколько раз, когда внутренности превратились в лаву. Оргазм обрушился на нее слепящей вспышкой света, обжигающей глазные яблоки, заставляя стенки влагалища яростно пульсировать и сжиматься. Заставляя своей женской сущностью ощущать его собственный взрыв, бьющий в нее раз, два, три, чувствуя, как он приподнимает бедра, пытаясь проникнуть в нее так глубоко, как только можно. Первобытный стон мужского экстаза заполнил комнату, и Малфой запрокинул голову на подушку в мучительном, но бесконечно сладком удовольствии.

Когда все кончилось, Гермиона наклонилась, тяжело дыша и пристально глядя в его глаза, которые казались ей сейчас самыми живыми из всех глаз на земле, что она когда-либо видела.

А потом, почти сразу же раздался стук в дверь. До сих пор пребывая в состоянии чувственного бреда, она уже ни капельки не волновалась, что кто-то увидит ее голой верхом на Люциусе, но Малфой, взяв себя в руки, мягко столкнул ее в сторону и, прижав к себе, натянул простынь на обоих, и только после этого произнес:

— Войдите.

Снова застонав от чувства потери, Гермиона упала рядом, смутно осознавая, что должна быть благодарна ему за то, что Тибби не видела их в таком вопиюще неприличном состоянии.

На низком столике у камина, домовиха аккуратно разместила поднос с красиво нарезанными бутербродами, салатом, ломтиками багета, тщательно украшенной тарелкой с морепродуктами, включая омара, клубникой и бутылкой шампанского. Едва пришедшая в себя, Гермиона ахнула от изумления:

— Это так сильно отличается от ночных закусок, к которым я привыкла. Большое спасибо, Тибби.

Та удовлетворенно улыбнулась и осторожно взглянула на хозяина. Гермиона не думала, что он собирается благодарить домовиху, но Люциус вдруг заговорил, совершенно искренне, хотя и сдержано:

— Молодец, Тибби. На сегодня — все. Можешь отдыхать.

Улыбнувшись еще шире, эльфийка поклонилась и с тихим хлопком исчезла.

Гермиона повернулась к Малфою.

— Вот видишь, что происходит, когда ты добр к кому-то?

Он искоса посмотрел на нее и с ухмылкой повторил:

— Вот видишь, что происходит, когда к кому-то добра ты?

Гермиона приподнялась на локте и пристально посмотрела на него:

— Думаешь, мое отношение к тебе — всего лишь доброта?

Ответ Люциуса прозвучал почти сухо:

— Думаю, мы оба знаем, что все обстоит гораздо сложнее…

— Ну, да… — Гермиона отвернулась, глядя в пространство комнаты и пытаясь разобраться в путающихся мыслях. — Все, безусловно, намного сложнее…

Какое-то время они неловко молчали, обдумывая, что именно собирался сказать друг другу каждый. И четко осознавая то, что именно было сказано.