— Я только надеюсь как-то изменить это положение вещей, — взгляд Вандербильта переместился с потолочного купола на Кэбота. — Напомните мне за обедом рассказать вам про тот план, что я вынашиваю совместно с новой церковью Всех Душ, которую мы строим здесь, в поселке. Я думаю, это сможет стать ответом на нужды людей гор. И да, еще школы, я бы хотел профинансировать их. Я очень ценю ваш вклад в Институт молодежи для местной черной общественности — вы могли видеть его в поселке. Дискриминация членов общественности довольно заметна, и магазины, библиотека и зал собраний… — продолжал он с горящими глазами.
Они перешли в просторный банкетный зал. Она ахнула, увидев стол, за которым, казалось, могло бы поместиться более сорока человек, потолок в три наката, орган, трубы которого занимали целую стену зала, гобелены, которые заполняли всю переднюю стену и выглядели очень древними.
— Четырнадцатый век, — подсказал хозяин еще до того, как она успела спросить.
Эмили захлопала в ладоши.
— Да тут к нашему визиту разожгли все три камина. И даже струнный квартет! Джордж, как прекрасно!
Четверо музыкантов между каминами подняли свои смычки. Зал наполнили звуки музыки.
Позади раздалось негромкое фырканье. Миссис Смит стояла, скрестив руки на груди.
— Горничные должны быть обучены, как правильно разжигать огонь в помещении. Прости меня, Господи, но эти люди, из тех, которых не привезли из Англии, они, похоже, выросли не в домах, а на улице. Обучать их — хуже, чем бурундуков дрессировать.
Джордж Вандербильт похлопал ее по плечу.
— Продолжайте в том же духе, миссис Смит.
И жестом предложил гостям проследовать мимо него в несколько других прекрасных комнат и далее, в галерею гобеленов.
Лилли кивнула в сторону гобеленов: «Они прекрасны», — что даже для нее прозвучало слишком слабо.
Джон Кэбот поравнялся с ней.
— Как я понял, вы из Нового Орлеана.
— Да. — Она должна была бы ответить как-то повежливее. В конце концов, он был симпатичнее Гранта. Но ей не хотелось беседовать о Новом Орлеане. Особенно теперь.
Кэбот, похоже, не уловил прохладцы в ее голосе.
— Когда я только поступил в Гарвард четыре года назад, некоторые из нас, в
Она ощетинилась, сделала резкий глубокий вдох. И продолжила легким тоном:
— Мы с мамой теперь живем в Нью-Йорке. Нам не особенно интересно вспоминать про Новый Орлеан.
— Как я помню, убийство начальника полиции так и не было раскрыто. Кажется, его звали Хеннесси.
— Оно
Кэбот, изумившись, замер на месте.
— Те несколько итальянцев, которых арестовали…
— Они его и совершили, — сказала она. — Это вендетта мафии. Начальник полиции при последнем дыхании назвал именно итальянцев.
Едва он открыл рот, чтобы ответить, Лилли подняла руку.
— Мистер Кэбот, вы сами несколько минут назад сказали о причинах — какими бы загадочными они ни показались стороннему взгляду — своего нежелания обсуждать футбольную игру, из которой вы, очевидно, были удалены за… как это?
Она наблюдала, как он хмурится.
— Так, может быть, вы сможете понять мое полное нежелание обсуждать Новый Орлеан.
Ее голос зазвучал высоко и резко, чего она не хотела, и перекрыл даже звуки струн. Остальные обернулись и уставились на них, как будто бы могли разглядеть в ее лице тот ужас, который она так старательно прятала, одеваясь этим утром на выход. Все вопросы, касающиеся ее отца, она несла в себе, как внутренние раны.
Лицо Кэбота снова стало жестким.
— Договорились, — тихо сказал он. И отвернулся.
Лилли поняла, что Джон Куинси Кэбот вряд ли станет ее другом.
Глава 12
Лилли заставила себя улыбнуться — очаровательно-беззаботно — навстречу всем этим взглядам.
Сцепив руки за спиной, Кэбот сосредоточил свое внимание на портрете матери Вандербильта работы Сарджента.
В следующей комнате все четыре стены покрывали еще не законченные книжные стеллажи в два этажа. По периметру проходил сплошной балкон, прерываемый только камином в одной из стен.
Посреди лесов неожиданно возник Монкриф, держащий в одной руке блюдо с закусками, а в другой — поднос с фужерами шампанского. Он напоминал даму с весами правосудия — но только даму с запыхавшимся лицом, усыпанным веснушками, и без повязки на глазах. Лилли рассмеялась вслух, и ей пришлось закашляться, чтобы скрыть это.
— Астраханская черная икра, — провозгласил лакей. — На тостах. И шампанское Pommery Sec. Все — лучшее из лучших. Как говорится у нас дома — добрые вещи идут потихоньку.