Позолота

Крики ночных воронов звучали теперь далеко. Злобные, но растворяющиеся в пустоте.

Она уже начала закрывать глаза, когда увидела ее сквозь деревья. Ранняя луна взошла на востоке, хотя до сумерек оставалось еще несколько часов. Она соперничала за внимание с простодушным солнцем, и невозможно было не заметить ее.

Пробуждающаяся Луна.

До чего же кстати.

Или, если все пойдет не так – какая ирония судьбы.

Серильде хотелось улыбнуться, но она слишком устала. Сердце билось все медленнее. Слишком медленно. Пальцы стали холодными, а потом онемели. Вскоре она вообще перестала что-либо чувствовать.

Она умирает.

Возможно, она совершила ошибку.

Но теперь, кажется, это все равно.

Держись, – наставляла ее ведьма. – Не поддавайся.

Перед глазами промелькнул силуэт черной птицы, летящей на северо-запад – к Ясеневому лесу, в сторону Адальхейда.

Серильда закрыла глаза и опустилась на землю.

Она поддалась.

Глава 48

Серильда лежала на боку, глядя на свое лицо со стороны, и наблюдала за тем, как умирает. Пряди темных волос вьются вокруг ее ушей. Ресницы на бледных щеках – довольно темные, довольно красивые, – которых никто и никогда не замечал, потому что, кто бы ни заглядывал ей в лицо, все видели только золотые колеса в ее глазах. Серильда никогда не считала себя красивой, потому что никто не говорил, что она хороша собой. Кроме отца, но это не в счет. О ней всегда говорили только, что она странная и верить ей нельзя.

Но, оказывается, она и правда красавица. Бездыханная, но по-своему очень милая.

Хотя с ее щек сбежала последняя краска.

Хотя губы начинали синеть.

Хотя руки и ноги судорожно подергивались, сжимая ветку ясеня, пока не замерли и не упали в грязь и траву.

В отличие от смерти несчастных призраков в замке Адальхейда, ее смерть была тихой. Мирной и спокойной.

Серильда почувствовала миг, когда испустила последний вздох. Она наклонилась к своему телу и прижала ладонь к груди. Изумленно распахнув глаза, она смотрела, как очертания ее руки расплываются, рассеиваются, как дымка или утренняя роса под первыми лучами солнца.

Потом она стала блекнуть. Улетучиваться. Больно не было. Она просто растворялась. Возвращалась в воздух и землю, ее душа превращалась во все и ничто.

Далеко за рекой она заметила фигуру в изумрудно-зеленых одеждах, с фонарем в высоко поднятой руке. Ее призывали. И это было утешением. Обещанием отдыха и покоя.

Серильда сделала шаг вперед, но почувствовала под пяткой что-то твердое. Она посмотрела вниз. Веточка. Ничего больше.

Но – она тут же вспомнила.

Держись.

Не поддавайся.

Серильда ахнула, наклонилась и ухватилась за веточку, сорванную с ясеня на опушке Ясеневого леса. Сначала ей не удавалось удержать прутик. Пальцы проходили насквозь. Но она попробовала снова, и на этот раз почувствовала шероховатую кору. С третьей попытки рука схватила прутик и вцепилась в него со всей еще остававшейся у нее силой.

Медленно, мало-помалу ее душа собралась воедино, вернулась в мир смертных.

Снова посмотрев на свое тело, Серильда подумала, что улыбка на ее губах, должно быть, предназначена богу смерти, но Велос со своим фонарем уже скрылся из виду.

На сей раз она не поддалась.

* * *

В последующие часы Серильда выяснила, что быть мертвой ей очень не нравится. Это было смертельно скучно. Именно так она это и назовет, когда будет рассказывать историю детям.

Смертельная скука.

Им будет смешно.

Да это и было смешно. Если отвлечься от реальности.

Вокруг ни единого человека, а если бы они тут и были, то вряд ли смогли бы увидеть ее или заговорить, по крайней мере, при свете дня. Этого Серильда не знала наверняка – ведь ей никогда прежде не доводилось быть духом, – но ей казалось, что она не такая, как истерзанные призраки в зачарованном замке. Она была всего лишь облачком в форме девушки, – сплошь туман, радуга и звездный свет, – блуждающим по берегу реки в ожидании. Даже лягушки и птицы не обращали на нее никакого внимания. Серильда могла кричать на них и махать руками, а они продолжали чирикать и квакать.

Заняться было нечем. Поговорить не с кем.

Оставалось только ждать.

Серильда уже жалела, что не приняла зелье на закате. Если бы она только знала… Ждать было почти так же скучно и утомительно, как прясть.

Наконец, когда ей уже казалось, что прошел целый век и еще один год, горизонт озарился пламенем заката. Над Мерхенфельдом замерцали первые звезды. Спустилась ночь. Над головой ярко сияла Пробуждающаяся Луна, названная так потому, что мир, наконец, снова наполнялся жизнью.

Весь мир, кроме нее, Серильды. Это очевидно. Она-то была мертва или умирала, или что-то среднее.

Тянулись часы. Луна раскрасила реку серебристыми полосками. Присела на ветви деревьев и поцеловала дремлющую мельницу. Лягушки начали свой концерт. Пищала над головой стая летучих мышей, невидимая на фоне ночного неба. На соседнем дубе гукала сова.