В числе рядовых «братков» особенно выделялся «чисто конкретный пацан» по кличке Бабуин – это была его фамилия, только с ударением на «у», но «кореша» произносили ее с ударением на «и», так она и превратилась в кличку, которая прочно закрепилась за ним на долгие годы. Этот «золотой мальчик», сын директора турбазы, был простым сборщиком дани с несчастных торгашей и спекулянтов. Но именно он «вознес» на вершину «Олимпа» простую деревенскую деваху по прошествии шестнадцати лет, когда неожиданно для всех сам стал председателем ассоциации профсоюзных лидеров.
Тогда-то Липа и развернулась в полной мере: почет и слава, большие деньги, путешествия, охота с рыбалкой, водка рекой – все то, о чем она даже мечтать боялась, захлестнуло ее разом и стремительно понесло неудержимым потоком по волнам жизни. Липа расцвела! Но при этом она не забывала и своих ближних – не в христианском, конечно, а в самом прямом смысле слова. С трогательной нежностью она заботилась лишь о своих стариках-родителях да о пьянице-сыне…
Я расслышал, что Липа начала перечислять лауреатов. Фамилия поварихи как-то «бледно» звучала в одной компании с такими бонзами, как Чемоданова и Бабуин. Все названные поочередно вставали со своих мест в зрительном зале и приветствовали гостей взмахами рук и ослепительными улыбками. Последним был объявлен председатель ассоциации профсоюзов. Он поднялся во весь свой двухметровый рост и, как настоящий артист, раскланялся залу на все четыре стороны – зал встретил его бурными, продолжительными овациями. Одет Бабуин был просто и элегантно: белый верх, черный низ и без галстука. Будущий депутат прекрасно знал: простым людям – его потенциальным избирателям – нравятся скромные герои. Правда, на ближних планах можно было различить едва заметные инициалы, вышитые на кармане его белоснежной шелковой рубашки. А это был плохой признак – мания величия. Зато посеребренные виски придавали дополнительный шарм его образу. Но и без ложки дегтя не обошлось. К несчастью, в последние годы на левой стороне его мужественного лица стал проявляться нервный тик – подергивались уголок глаза и угол рта.
Липа напряженно молчала, глядя на мимодейство Бабуина, а он ни на секунду не упускал из поля зрения фигуру на сцене. Так они и следили друг за другом, два дергунчика: один – старый, низкорослый и круглый, а другой – зрелый, высокий, крупный, – старинные непримиримые друзья…
Стараясь больше не отвлекаться, я сосредоточил внимание на трансляции. Со сцены вновь понеслась Липина околесица:
– Спасибо, дорогие, значит, спасибо. В результате всех мероприятий, мероприятий на сегодняшний, этот самый, день мы единогласно будем иметь, значит, награжденного почетной грамотой, грамотой и звание, как его, заслуженного работника перед, этим самым, лучшим городом на Земле… Здесь же отдельной фразой хочу отметить, что, это самое, награждение проводится, значит, на высоком организационном уровне, уровне. Тут хотелось бы сказать большое, это самое, спасибо, спасибо всему активу…
Не выдержав пытки, я нажал на красный крестик, и браузер закрылся. Сразу же окутала тишина, словно я очутился по уши в липком желе. Даже за окном стало непривычно тихо, как будто весь Горноморск замер в ожидании общественно-значимой новости – кто же из этих достойных горожан «удовлетворится» почетной грамотой?
Еще несколько минут назад в душе теплилась слабая надежда, и вот теперь я вдруг почувствовал невероятное разочарование: церемонию не отменили, не перенесли, не «дисквалифицировали участников за неспортивное поведение». Все лауреаты выглядели замечательно и чувствовали себя просто превосходно.
Как-то неосознанно я потянулся к верхнему ящику стола. Полупустая бутылка «Лайфсонса» лежала на привычном месте. Что же еще хранить в столе журналисту?! Похоже, пришло время наконец-таки ее опустошить. Я отвинтил металлическую крышку, отбросил ее в дальний угол и поднес горлышко к носу – теплая жидкость, но пахла заманчиво. Я сделал большой глоток – горло обожгло, и в груди разлилась приятная теплота.
Перед внутренним взором все еще мелькали, как чертики на веревочках, фигурки, лица, в ушах продолжали звучать голоса, обрывки фраз… Но я знал: скоро бутылка опустеет, и тогда все они поблекнут, растают и затихнут. А завтра утром их след окончательно вытеснит похмелье, заполняющее собой возникшую пустоту, и только где-то глубоко-глубоко в подсознании останется образ пережитых событий, как голографическая картинка… разглядывать которую, однако, вряд ли когда-либо захочется вновь.
«Лекарство» от всех невзгод наконец-то подействовало: краски за окном насытились, стали сочными и яркими, уличный шум зазвучал отчетливее, а по телу электрическим током разлилась приятная нега – перезагрузка началась.
***
Из газеты «Горноморская правда» от 20 июля 2020 года.
ИЗ УЩЕЛЬЯ – ОЩУЩЕНЬЯ