Позови меня трижды…

А как-то они пришли с мамой к Макаровне, а она чемоданы укладывает! Мама заголосила, что ей на работу надо, а Макаровна сказала, что всем чо-то надо, а вот ей надо срочно съездить к Ленке на недельку-другую, потому что на Ленку выпала десятка пик. А раз уж она ее подняла, Ленку-то, то, видно, и докармливать ей же до смерти придется. И реветь тут не об чем, Катька с Терехом может посидеть, потому как его опять очень кстати из садика выгнали. Мама сказала, что лучше она коньки на стенку повесит, чем оставит Катю с одним из Терехов. А Макаровна ей ответила, что ничего с ее прынцесой не случиться, да и саму ее не обнимет какой-то Кондратий, если Катька немного посидит с Терехом.

Проходящий поезд на Барнаул, куда закинула судьба непутевую Ленку, шел поздно вечером, поэтому на день Макаровна оставила Катьку себе. Под вечер она, на худой конец, подарила Катьке потрепанную колоду карт, чтобы та иногда ее вспоминала в период отлучки. Катя молча кивнула Макаровне и положила карты в кармашек фартучка, куда тайком складывала за обедом вареную морковку, выловленную из супа.

Деваться маме было некуда, поэтому Катя вместе с близнецами на время переехала к Тереховым. Стола у них не было, а диван стоял, вплотную придвинутый к стене. Катя растеряно встала посреди огромной полупустой комнаты с обшарпанными стенами и не знала, где бы ей расположиться с марлевой подушкой и плюшевым мишкой. Терех, войдя в ее затруднительное положение, от широты душевной показал Танькину железную кровать в соседней комнатушке, под которую Катька тут же залезла почти на весь день.

После обеда, который им разогрела пришедшая из школы Танька, они общими усилиями уложили близнецов на диван, на котором все равно спал, в основном, пьяный папка. А Саша и Ваня перед сном уже задумчиво хмурили брови, как всегда перед тем, как усикаться. Терех спать дома не ложился, осенью ему надо было отправляться в школу, поэтому обычай спать днем он уже считал для себя оскорбительным. Танька пошла к своей подружке Зельке, а Терех великодушно разрешил Катьке тоже не ложиться. Вместо этого он выдернул из обсиканных байковых штанов близнецов резинку и при помощи папкиной бритвы достал из нее тоненькую желтую резиночку — модельку. Потом он натянул ее на никелированные шарики Танькиной кровати и показал Катьке, как надо на ней играть. Ничего подобного Катя еще не видела. Моделька издавала нежный мелодичный звук, она пела и пела до тех пор, пока не лопнула и не ударила Катю по пальчикам больно-пребольно. От боли Катя тут же накуксилась и приготовилась плакать.

— Кать, не вой, молчи, пожалуйста, — горячо уговаривал ее Терех, изо все сил дуя ей на маленькие пальчики. — У меня, когда ты ревешь, все внутри сжимается, просто готов с кого-нибудь шкурку снять, как с картофеля!

Катька испугалась за близнецов и тут же постаралась реветь тихонько, сглатывая слезы. Терех вывалил ей на кровать все свои игрушки, и Катя их перебирала, пока тут же возле них и не уснула. Терех заботливо вытащил у нее из-под беспомощно откинутой головенки деревянную раскрашенную птичку и, со вздохом, сложил все свои игрушки обратно в коробку. Он сел у изголовья кровати и стал смотреть на спящую Катьку. Она была так похожа на трофейную немецкую куклу, которую Таньке купила бабка на базаре! У нее даже ручки были такими же. Щечки у Катьки были розовые, а глазки припухли от слез. А еще Терех ни у кого не видел таких ярких малиновых губ, только на карамельках. Интересно, а как на таких пальчиках тетя Валя ей ноготки стрижет? И матроска, если честно, шла Катьке гораздо больше, чем ему. У нее, когда она смотрела на него, были такие голубые глазки, такие голубые… Разбудил его настойчивый стук в дверь. Протирая глаза, он открыл дверь тете Вале.

— Где Катюша? — спросила она с порога, врываясь в квартиру.

— Спит. Да пусть поспит, я ее вечером заведу, — неожиданно для самого себя сказал Терех.

— А чо это ты такой добрый? — подозрительно осведомилась тетя Валя.

— Да жалко, что ли? — как можно равнодушнее сказал Терех и стал смотреть даже не на кукольное личико Кати, а на стенку, где он еще в прошлом году нарисовал собаку, за которую его побила мамка.

— Ладно, пусть поспит пока. Но смотри у меня, урка! — сказала тетя Валя, поднеся к самому его носу мозолистый рабочий кулачок.