Позови меня трижды…

И вдруг перед самой Пасхой старший Терех пропал с концами. Очевидцы только говорили, что он, в болотных сапогах, взбирался на непрочный, трещавший уже лед и долго полз с ящиком и коловоротом к подготовленной лунке перед самым ледоходом. Но через два дня его все-таки спасли уже в низовьях реки на вертолете. Он страшно матерился и не хотел забираться в вертолет без бура и рыбы. А потом, допивая водку уже в вертолете, он крыл пилотов как попало, из-за того, что они за ним поздно прилетели, потому что у него что-то там чуть ко льду навсегда не примерзло. Об этом случае даже написали в городской газете с портретом геройского экипажа вертолета и пьяным Тереховым без шапки, и потом его даже стали узнавать на улице.

Но после той рыбалки он, правда, долго болел. Водку тетя Дуся ему из вредности не покупала, а то бы он, конечно, сразу вылечился. Это уже была самая настоящая весна. Первая, которую хорошо запомнила Катька.

И почти до самого мая, всю последнюю перед школой весну, Терех просиживал вечерами с Катькой. В ванной тогда приходилось навешивать на дверь ватное одеяло, но все равно было слышно, как папка выздоравливает, сволочь. Впервые с Нового года он вдруг опять взял в руки трофейный аккордеон. Соседи стучали в стенку, но он продолжал играть, и дом смирился. Ну, что взять с больного человека? Нет, в целом весна была какая-то неудачная. Холода стояли весь апрель, а небо было затянуто плотными тучами, моросящими мелким нудным дождем. А от папкиной музыки три рыбки сдохли.

Перед самыми майскими праздниками Терехова-старшего выперли с больничного, и у него случился большой запой на 9 мая. Он на весь подъезд вспоминал погибших друзей, перед вечной памятью которых все суки, что всю войну жирели у них в подъезде по броне, должны были с благодарностью проблеваться. И Катя все майские праздники сидела дома, потому что, перед тем как уехать в деревню на картошку, тетя Дуся сама сидела на подоконнике в подъезде с Танькой, Терехом и синяком под левым глазом. Потом пришли милиционеры и забрали их папу с собой. Катя слышала, как они все топали по лестнице, как папа Тереха кричал: "В ментовку сдали, суки! Вот дождетесь меня через пятнадцать суток!" А потом, когда тетя Дуся уже выходила из подъезда с собранной наспех сумкой, Катя стояла у окна и смотрела им вслед, потому что тянувшийся за нею Терех все время оглядывался на ее окно.

ДЕСЯТКА ТРЕФ

Ох, Катька, как начали валиться пики, так и трефы не в масть. Вот десяточка треф — перемена, с червями — успех в любви, но про это тебе еще рано сопли-то раскатывать… Да-а… С бубнами — деньги, причем крупные деньги, настоящие. Тебе это тоже пока без надобности. После десятки треф — это, конечно, с одной стороны, выздоровление от болезни… Про ханыгу-Терехова, что ли? Так его только могилка подлечит… Нет, после пик — это только работа, бедность, невеселая трудная жизнь. И даже предвестие скорого отъезда. Видно, к Ленке мне надо все-таки подсобирываться. А что же для тебя эта девятка, касатка? Раз в головах тебе вывалилась, значит, все опасности у тебя от головы. Ты, главное, не молчи больше, язык-то развяжи! Сколь не думай, а все равно обманешься. Карты правду говорят!

* * *

После майских праздников Тереха выперли из садика окончательно, устроив ему на прощание праздник "Здравствуй, школа!". Там ему подарили большую картонную коробку — "Подарок первокласснику". Среди прочего в ней была бутылочка с чернилами, непроливашка и деревянные ручки с перьями. Но в целом настроение у Тереха было поганым. Из-за полета его папы на вертолете у всего ихнего цеха срезали премию, а когда его забрали в ментовку, то отпуска всему коллективу трудящихся назначили только с ноября по февраль. Тетя Дуся ходила все время с мокрыми воспаленными глазами. А на Тереха все соседки тыкали пальцем во дворе: "Вон, гляди, идет еще, сволочь! Вишенка от яблоньки… Враг народа! Такой же стервец будет!"