И в это время, как финальный аккорд его словам, грянуло танго. Неизвестно, самому диджею пришло в голову поставить этот не слишком популярный трек или кто-то его заказал, а только ряды танцующих вмиг поредели. Павел хотел было вернуться за стол, к Высоцкой, но увидел, каким азартом вспыхнули вдруг Милкины глаза. Закусив губу, она с вызовом смотрела ему в лицо, словно подначивая и издеваясь: струсил, да? А как насчёт танго со мной?
“Ах, ты хочешь танго, — подумал он зло, отчаянно и весело. — Что ж, будет тебе танго. Настоящее. Потом не жалуйся!”
И, прежде чем Мила успела ахнуть, резко притянул её к себе.
___________________________
* Жасмин Ин Томпсон (англ. Jasmine Ying Thompson) — британская певица и автор песен. “Let Her Go”/“Позволь ей уйти” — кавер-версия песни Майкла Дэвида Розенберга, выступающего под сценическим псевдонимом Пассажир.
Эта песня звучит также в буктрейлере к книге — обязательно посмотрите его, если вы до сих пор этого не сделали!
=104
Одна его рука держала Милкину ладонь на уровне собственного плеча, другая лежала у неё на спине — чуть выше талии, обнимая властно и одновременно нежно. Сначала — осторожные, мягкие, будто вкрадчивые, шаги на полусогнутых коленях: вправо… влево… поворот… Мила подчинялась его движениям, шла за ним след в след, точно загипнотизированная. Быстро скользнув рукой по её телу, Павел развернул Милу спиной к себе, а затем они снова очутились лицом к лицу. Шаг вперёд — с каблука, шаг назад — с носка… Мила дышала часто и взволнованно, но послушно повторяла и “зеркалила” все танцевальные элементы, доверившись тому, что Павел — безоговорочно ведущий в этом танце, а она — ведомая.
Музыкальный ритм всё ускорялся. Они оказались практически в объятиях друг у друга, руки больше не соблюдали дистанцию, лица и тела были совсем близко — так, что Павел мог чувствовать Милкино дыхание и взволнованное, частое и испуганное биение её сердца. К счастью, он умел себя контролировать — в танце для него прежде всего была важна именно хореография, сам рисунок движений, поэтому он относился сейчас к Миле как к партнёрше, а не как к девушке, женщине… А вот её щёки раскраснелись, грудь вздымалась, она вся дрожала и трепетала в его объятиях, словно это был не просто танец — а нечто интимное, сокровенное, не менее вызывающее и жаркое, чем секс. Впрочем, танго многие называли хореографическим сексом, точнее — “вертикальным выражением горизонтального желания”, как метко выразился однажды в училище один из педагогов.
Продолжая держать её ладонь, Павел, точно играючи, отбросил Милу на расстояние вытянутой руки — и тут же, не позволяя уйти, снова быстро притянул её к себе, возвращая обратно и заставляя буквально прильнуть к его груди. Их глаза встретились. “Ну что, сдаёшься?” — как бы говорил его взгляд из-под приподнятых бровей. Милка вскинула подбородок, словно отвечая: “Ещё чего!” Павел пожал плечами — на нет и суда нет — и продолжил танцевать как ни в чём не бывало.
Закинув её ногу себе на бедро, он, одновременно поддерживая Милу за талию, вынудил её прогнуться… и снова, слегка подразнив тесной близостью их тел, выпрямился.
Их руки и ноги причудливо сплетались, заставляя всех остальных следить за танцем буквально затаив дыхание. Гремучая смесь страсти и ревности, любви и ненависти… воздух буквально дрожал и плавился от эмоций, при этом движения танцующей пары не выглядели вульгарно — напротив, они были отточенными, словно отрепетированными заранее. Ничего лишнего — только ледяной танец чувств, раскалённых до предела…
В какой-то момент Павел догадался посмотреть Миле в лицо и испугался, что она сейчас потеряет сознание. Наверное, у неё закружилась голова или начало тошнить, как это часто случалось в детстве.
“Хватит?” — беззвучно спросил он одними губами; продолжать танец дальше было бы сущим безумием. Но Милка лишь упрямо сжала зубы, не собираясь уступать в этой битве, и отрицательно качнула головой.
Впрочем, то, что Павел вдруг увидел за её плечом, заставило его резко остановиться прямо посреди импровизированного танцпола.
— Татьяна Васильевна! — воскликнул он, бросаясь к директрисе детского дома.
=105
Оказывается, пока они танцевали, Высоцкой стало плохо — сердце прихватило, и сейчас она, держась за левую сторону груди, другой рукой лихорадочно пыталась достать из своей сумки лекарство, однако немеющие пальцы слушались плохо, замок никак не хотел открываться.
Пашка пулей подскочил к ней, открыл сумку и нащупал блистер с таблетками.
— Эти?.. — спросил он быстро, показывая ей упаковку нитроглицерина. Татьяна Васильевна лишь кивнула.
Через пару мгновений вокруг образовалась толпа из детдомовцев. Все шумели, взволнованно спрашивали, что случилось, наперебой предлагали вызвать скорую помощь.
— Спокойно, спокойно, ребята, — с трудом выговорила Высоцкая, уже положившая одну таблетку под язык и пытаясь утихомирить встревоженных воспитанников. — Не надо никого вызывать, со мной это не впервые случается, я же сердечница… Сейчас всё пройдёт.