Вчера он был зол на неё, поэтому не особо рассматривал. Сейчас же, вглядываясь в её лицо, он невольно отмечал произошедшие с Милкой перемены. Сколько они не виделись? Месяц, два?.. Она сменила причёску и цвет волос. Похудела, скорее даже осунулась. Несмотря ни на что, он почувствовал, что отчаянно скучал по ней. Мила раздражала его до трясучки, но без неё ему всё-таки было плохо. Вот такой парадокс…
— Я замуж выхожу, Паш, — сообщила Милка, макая сосиску в совершенно невкусную, по мнению Павла, смесь из кетчупа, горчицы и майонеза.
— И кто этот бедняга? — моментально откликнулся он, потянувшись за чашками для кофе. Новость не то чтобы удивила, вполне в Милкином стиле… но как-то неприятно царапнула, хотя, казалось бы, ему-то что за дело до её личной жизни? У неё там вечно такой бардак — ногу сломать можно.
— Да так… — она неопределённо дёрнула плечом. — Один знакомый. Вроде нормальный парень. Весёлый, адекватный… кажется.
— Вроде… кажется… — передразнил Павел. — “И эта же Дунечка за это кажется замуж идёт!” *
— Чего? — Мила оторвала взгляд от тарелки и непонимающе захлопала ресницами.
— Ничего, — махнул рукой он, — говорю, уж замуж невтерпёж?
— Невтерпёж из дома свалить, — сердито пробурчала она, снова жадно накидываясь на еду (господи, и как в неё всё помещается? не в коня корм, худая как щепка…). — Достали своими нотациями. Иди учись, иди работай… а куда я пойду, в “МакДональдс”? Или курьером? А может, полы мыть в офисе?
— В “Мак” тебя точно не возьмут, там дисциплина о-го-го… А выйдешь замуж, стало быть — и можно с чистой совестью не работать?
— Ага. У Мишки родители богатые, сыночка единственного балуют и в попу ему дуют, так что будут с удовольствием обеспечивать молодую семью, — Мила дочиста обтёрла опустевшую тарелку куском хлеба и тоже отправила его в рот.
Так… судя по всему, “Мишка” был таким же праздным бездельником и прожигателем жизни, как и сама Мила. Ещё прекраснее.
— Ужас, — покачал головой Павел. — Ведёшь себя как расчётливая стерва.
— А я и есть расчётливая стерва, — хмыкнула она, потянувшись к вазочке со всякими печеньями и сухариками, засунула себе в рот целый пряник и с неугасающим аппетитом принялась жевать.
— И правда, чего это я… — усмехнулся Павел и поставил перед ней чашку с кофе. — Не жри всухомятку, подавишься.
Милка задержалась взглядом на его мускулистых плечах. Впрочем, не одну её привлекали эти рельефы — “выразительным рукам Павла Калинина” хором пели оды ещё его педагоги в академии и журналисты в СМИ. Налюбовавшись на руки, Мила чуть повернула голову и оценила стройный обнажённый торс с безупречным прессом.
— Красивый ты, Пашка, — заметила она мимоходом, как будто даже удивляясь этому. — Иногда смотрю на тебя словно другими глазами… и самой не верится, что тот, ради которого девчонки толпами выпрыгивают из трусов — это пацан из моего сопливого детства. Мой лучший друг…
— Я всё тот же, — отозвался он, пожав плечами. — А вот ты изменилась.
Вдруг её глаза лукаво вспыхнули.
— А помнишь, как мы с тобой в мой день рождения…
Павел с грохотом свалил грязную посуду в мойку, повернувшись к Миле спиной.
— Конечно, помню.
Эта чёртова ночь была лучшей в его жизни.
___________________________
* Цитата из романа Ф.М. Достоевского “Преступление и наказание”.
=27
Таганрог, 2007 год
Обычно на каникулах всех воспитанников старались почаще выводить “на волю”, чтобы они развлекались с пользой и культурно просвещались, не дурея от безделья и праздности в детдомовских стенах. Под присмотром педагогов дети гуляли по городу, купались в мелком и тёплом море (чтобы окунуться хотя бы по грудь, приходилось брести вглубь чуть ли не на километр), катались на аттракционах в парке, а в прохладное время года посещали культовые туристические места и музеи. Пашка с жадностью впитывал информацию о родном городе и при желании сам мог бы с лёгкостью водить по нему экскурсии. В Таганроге было столько удивительного и интересного!
К примеру, каменная лестница, спускающаяся к морю и выстроенная на деньги купца-мецената греческого происхождения Герасима Депальдо… В детстве она казалась Пашке бесконечной! Его любимым развлечением было считать ступени, стремительно сбегая по ним вниз. Среди девчонок пользовалась особой популярностью жалостливая легенда: якобы Депальдо построил эту лестницу для своей чахоточной дочери, чтобы облегчить ей спуск к морю. Но подтверждения этой теории в архивных документах так никто никогда и не нашёл.
Или домик Чехова — место, где родился и провёл первые годы своей жизни классик мировой литературы… Дом не пострадал даже во время войны, в период оккупации, грабежей и мародёрства: своеобразной охранной грамотой музею послужил тот факт, что Ольга Книппер-Чехова состояла в родстве с первой кинодивой Германии.
А парк Горького с любимыми аттракционами!.. В годы оккупации немцы устроили здесь лесопилку и вырубили лучшие деревья, а под одной из стен парка хоронили своих убитых солдат, устанавливая над их могилами берёзовые кресты…