Позвони мне

Анка кокетливо передёрнула статуарными плечами, нежно пригладила Чапаю усы и, пряча глаза, гортанным, волнующим голосом ответила:

– Ещё пока нет, ничего не купила, но сегодня Петя деньги большие принёс. Знаю, что без вашей подмоги они не достались бы. Фурманов, жадюга, по собственной воле ни копейки не даст, как будто не Петя в боях больше всех отличился. Кто, кроме него, языка отважится брать? Вот бы комиссара хоть разочек заставить сходить через линию фронта, все портки обмарал бы.

Василий Иванович с пониманием положил руку на дорогое, с маленькой родинкой у самой шеи, плечо, твёрдой рукой потискал его – дескать, «Не боись!» – и поведал совсем доверительно:

– Это хорошо, Аннушка, что Фурманов в край бережлив, он ведь наши деньжонки как пёс сторожит, пускай даже под видом золота партии. Жизнь долгая, всё до поры, ведь и другие могут настать времена. Может, придётся ещё под шумок собственные партийные билеты на акции «Промнавоза» менять, вот тогда мы с Фурмановым и посчитаемся. Ты поверь мне, лебёдушка, пустое всё это, здесь на вечер куда как серьёзней дела намечаются. Вот с тобой, как с самым родным человеком, хочу посоветоваться. Будешь наверняка удивляться, но сегодня к нам в Разлив на ужин пожалует Николай Второй и за компанию с ним Сашка Ульянов, старший брательник вождя всех народов. Честно скажу, мне эти визитёры щучьей костью в горле стоят, но деваться теперь уже некуда. Даже не знаю, как пережить, как не оплошать в этот свалившийся на мою несчастную голову вечер.

Анка вывалила одуревшие от испуга шары, на мгновение ей показалось, что озеро колыхнулось, как тазик с водой, но быстро взяла себя в руки и подумала: «А может, прав был денщик, может, у Василия Ивановича немного подвинулась крыша от тяжких военных забот. Ничего удивительного, такие нагрузки непросто даже полному Георгиевскому кавалеру нести». Она решила пойти на малую хитрость и сделать вид, будто ничего не расслышала, а для правдоподобности всё внимание сосредоточила на ластящейся уже в её подоле собачонке, перекинула кверху брюшком и стала щекотать, перебирая шёрстку игривыми пальцами.

Не единожды катаный жизнью Чапай тотчас смекнул, что сердобольная пулемётчица дуру включила, неприятно поморщился и резко отнял руку от только что близкого и дорогого плеча. Молча упёрся глазами в приставленный бинокль и принялся, задрав голову, рассматривать парившего в небе знакомого ястребка. Тот, распластав упругие крылья, замер на встречном ветру в неподвижном дозоре, зорко высматривая в природе изъян. «Вот бы и мне, – подумал Чапай, – взлететь однажды к небу и наблюдать в ястребином полёте за всем, что творится на просторах дивизии».

– Не с кем и поговорить по душам, – посетовал комдив, с горечью отстранив полевой бинокль. – Ты думаешь, легко быть командиром дивизии или весело через день посылать на верную смерть молодых необстрелянных бойцов, у которых и жёны, и дети, и матери есть. Мне же потом в глаза им смотреть. Можешь хоть на минутку представить, во сне, как наяву, с каждым встречаться приходится. Много о чём никому не расскажешь, Аннушка, видно такая судьба, горькая доля такая. А у командира твоего с головой всё в порядке, надёжен мозгами как никогда, ты уж не сомневайся. Об одном только переживаю: хватило бы вам всем ума и спокойствия пережить сегодняшний ужин. Гости к нам и впрямь необыкновенные нынче пожалуют, ещё раз могу повторить – лично Николай Романов и старший брательник самого Ильича. Откуда прибудут и как, сама потом догадаешься, а не догадаешься, не получишь большого урона.

– Не знаю, как правильно понимать вас, Василий Иванович, – деликатно выразила недоумение удручённая Анка. – С царём-то нашим вроде бы как благополучно в подвальчике попрощались, разве что с того света заявится к нам. Я, конечно, согласна, что в дивизии революция, но всё-таки не настолько, чтобы по своему усмотрению мертвяков оживлять. Согласитесь, больно не складно, неправдоподобно для ясного разумения получается.

Пулемётчица аккуратно сняла с прямой шеи Чапая командирский бинокль и начала рассматривать парящего высоко над озером ястребка. Почему-то ей показалось, что одинокое патрулирование небесного хищника удивительно перекликается и напоминает, в сущности, такого же героически одинокого Чапая, завзятого рыцаря революции. И ещё ей открылось, сама собой созрела убеждённость, что комдив абсолютно в здравом уме и надо обязательно помогать ему, непременно оставаться рядом.

– Я буду делать всё, что вам надо сегодня, Василий Иванович, – решительно заявила пулемётчица, возвращая командиру бинокль. – Можете полностью довериться мне.