«Я все сделал неправильно». Как же точно. На работу собираться через четыре часа, уже не высплюсь. Я смотрела на часы, словно на злейшего врага. Мне предстоял очередной день, наполненный криками редактора, бесконечными правками и запахом прокуренной одежды коллег. Единственное, чем мне нравилось работать верстальщицей в паршивой новостной газетенке, это лишь тем, что время в офисе застыло, точно на первом этаже пятиэтажки создали временную петлю. Технолюбы не добрались до нашей богом забытой редакции. Многие уходили домой, когда на город опускались сумерки. От такого ритма у меня нашлось надежное противоядие: покупать компьютер домой я решительно отказалась. Зато и версткой занималась исключительно в офисе. Мне без сверхурочных дома хлама хватает, уж работу в свое гнездышко я тащить точно не собиралась. Хотя сделай я однажды другой выбор, все могло сложиться иначе.
Лет пять тому назад мне предложили посотрудничать заслонщики. Речь шла о создании проклятого «Спиритфона». Охотнику за головами ответила твердым «нет». Правильно ли я поступила? Тогда мне казалось, что да. Заслонщики предлагали хорошую зарплату, но я в тот раз была неумолима. Принципы иногда важнее пустого кошелька.
Чайник запел песнь закипающей воды. Я оборвала этот раздражающий свист, выключив горелку. За окном просыпалось утро, бледным светом заглядывая ко мне в дом. Я задернула шторы, словно так могла продлить эту ночь. Неяркая лампа над раковиной освещала комнату ровно наполовину. Сумрак всегда был желанным гостем на моей кухне. Чай я заварила прямо в чашке: черный, насыщенный. Не разбавляя холодной водой и не добавляя сахар.
Внезапная тревога окутала меня плотным осенним одеялом. А что, если отключение «Спиритфона» повлечет за собой последствия? Как бы эгоистично не звучало, вдруг это затронет и меня? Я с опаской покосилась на зашторенное окно. Точно прямо сейчас через него ко мне будет ломиться обезумевшая толпа спиритуалистов, «отключенных» от связи с близкими. Тряхнув волосами, отгоняя тем самым видения, я осторожно отпила немного остывший чай из чашки. Горячий, но не обжигает. Сна не было ни в одном глазу, но если я хотела все же отправиться на работу, то вернуться в постель просто необходимо. Зевнув, я допила чай, поднялась с кресла, чтобы ополоснуть чашку, но шипение приемника заставило меня вздрогнуть и остановиться на половине пути к раковине.
– «За-ас… л-о-он… – прохрипело радио. Чашка выпала из рук. Звон разбивающегося фарфора отрезвил. Голоса были привычным делом, но именно этот был мне знаком, мама снова пытается что-то сообщить. Не обращая внимания на осколки под ногами, я обернулась.
– Мам?.. – неуверенно обратилась к приемнику.
Но из динамика вновь лилась электронная музыка.
– «
И я бы тоже. Состояние некой эмоциональной тупости длилось уже который месяц. Иногда знание английского мне вредит, хотя могу и перевести неверно. Я недоверчиво покачала головой, сомневаясь уже во всем.
Осколки я аккуратно смела веником, высыпала в мусорное ведро. Прошлась по доскам пола влажной тряпкой, чтобы убрать мелкие кусочки погибшей чашки. Робота-пылесоса в моем доме не имелось. Уснуть мне удалось лишь за два часа до запланированного подъема. Еле разлепив веки, я поняла, что не смогу подняться с кровати. Пришлось написать редактору о своей «болезни». Ничего другого придумать не сумела. А небольшое недомогание я действительно испытывала. Едва мои ступни коснулись холодного пола, меня одолело желание спрятать их обратно под одеяло. Где-то в доме мявкнул Афоня, на улице кричали птицы. До меня доносились обрывки чужих громких разговоров. Хоть дорога далеко, на том спасибо. Да и то, движение куда спокойней, чем в крупных городах, поэтому и шума меньше. Единственную поездку в столицу я вспоминала с ужасом, такого количества людей и машин после тихой жизни в Ростове вынести не могла.
Отделавшись на сегодня от работы, я приготовилась вернуться в страну снов. Никогда так быстро еще не засыпала.
Я стояла в своей старой комнате, которая была словно окутана дымкой. Предметы выглядели нечеткими, свет казался слишком ярким. Но одно я знала точно: за дверью спальни меня ждала мама. Осторожно выглянув в коридор, я увидела мать такой, какой ее запомнила при жизни. Медные кудри, легкое платье, милая улыбка. Ей никто не давал больше тридцати пяти. Мне тогда самой только исполнилось девятнадцать.
– Доброе утро, – хрипло поприветствовала я мать. Та раскинула руки, и я подбежала к ней, заключая маму в объятия. На сердце стало теплей, едва вдохнула родной запах: мама пользовалась духами с ароматом жасмина.
– Дождь закончился, так черемухой пахнет! Ты пойдешь к Тане сегодня? – мама провела пальцами по моим спутанным волосам.
– Ну, другой подруги у меня нет, придется, – пожала я плечами. Мама рассмеялась и разомкнула кольцо рук.