Позывной ’Грэй’

Димон был снова под запрещёнными веществами, поэтому я не придал слишком много значимости его словам. А потом я вспомнил Игорька, и слова Алексеева приобрели какие-то чёткие контуры в моей голове. Пора бы и мне определиться, что делать, если начнётся гражданская война, но я был слишком слабым и нерешительным. Я наивно надеялся, что всё обойдётся.

А зря.

Нас подняли по тревоге в 3 ночи. Построили на плацу. Я думал только о том, что не выспался, посчитав, как и остальные, тревогу учебной.

— Всем берлессам выйти из строя! — приказал злой, похмельный комбат.

Я понял, что всё! Начался тот самый замес! И все это поняли!

— Майор, сдайте табельное оружие! — обратился комбат к Стрельцову.

Меня пот прошиб от ужаса. Если уж ротного разоружают, дела не просто плохо, а пиздецки плохо. Я искал глазами Димку Алексеева, но его нигде не было. Ни среди кижан, ни среди берлесссов. Я видел, как он одевался и бежал вместе с остальными на плац. Да где же он?

Сам не понимал, на хрена мне сдался сержант, но мне как будто бы нужна была его поддержка, будто бы только он и знает, что происходит, и как мне действовать дальше!

— Разрешите обратиться, товарищ полковник? — подал голос охреневший майор.

— Отставить! — рявкнул комбат, и Стрельцов вынул из кобуры пистолет. Он отдал его лично полковнику, проигнорировав подскочивших к нему двоих с автоматами. — Вас сопроводят куда следует! — объявил комбат, и всех берлессов во главе со Стрельцовым, строем повели куда-то в сторону гаражей.

Блять, нас сейчас расстреляют? — было моей первой мыслью.

Нет, слава богу, нас просто заперли в одном из гаражей. Набралось берлессов достаточно — человек 150-200. Посчитать не было возможности, да и не до того было.

Ангар был довольно вместительным, но мы набились в него, как селёдки в бочку.

— Что происходит? В чём дело? — набросились мы на ротного, как только ворота ангара закрылись.

Он сел на канистру с маслом, снял с себя фуражку и вытер рукавом взмокший лоб.

— Война, товарищи! — тихо выдавил он из себя, не глядя ни на кого из нас. Как будто бы ему было стыдно или неловко. Он вытащил из кармана пачку сигарет и закурил, еле попадая спичкой по коробку — так у него тряслись руки. Курить в ангаре было взрывоопасно из-за хранившихся в нём некоторых ГСМ, но майору было, видимо, уже на всё похер. Мы нервно загудели. — Цыц, блять! — прикрикнул на нас ротный. — Отставить панику! Сохранять спокойствие и мужество!

Какое в жопу мужество, если нас заперли без еды и воды? Без оружия! Мы все были на панике. Сам майор был в ахуе от происходящего! Да какого чёрта происходит?

— Вы знаете, зачем нас здесь заперли, товарищ майор? Нас убьют? — младший лейтенант Федорченко озвучил вопрос, который мучил каждого из нас.

— А ты какого хуя здесь, Федорченко? Ты же кижанин, мать твою? — удивился Стрельцов.

— Я с вами хотел. Я не северянин! — гордо заявил лейтенант. — Так зачем нас разделили, товарищ майор?

— Чтобы не мешались. Берлессы границу перешли. Щас отработают по ним и выпустят нас.

— Я слышал, что это всё враньё! — сказал другой лейтенант, имя и фамилию которого я не знал. — Северяне просто будут по городу бомбить, чтобы сепаров напугать. Нет там никаких берлессов!

Господи, надо предупредить родителей! Сообщить, что происходит! Я вытащил телефон, как и многие другие солдаты, но исходящие звонки не проходили. Связи не было.

— Чёрт! Связи нет!

— И у меня!

— У меня тоже...

Глушат сигнал, чтобы не было утечки информации, — догадался я.

Я не мог здесь оставаться! Я должен был предупредить своих об опасности! Защитить их каким-то образом!

В ту же минуту до нас донеслись звуки первых взрывов. Наша часть располагалась за городом, но стёкла в ангаре и бетонный пол под ногами дрожали так, будто бомбят где-то рядом.

Все замолчали. В ангаре стало тихо, будто умер кто-то. Было только слышно, как кряхтит майор.

До нас донеслись крики людей на берлесском, раздались одиночные выстрелы и автоматные очереди уже совсем рядом с ангаром. Стало ясно, что на территории части ведётся какая-то перестрелка.

На часть напали? Господи, надо было выбираться отсюда!

Глава 23. Сергей

Душой мы все рвались на свободу, но по факту подойти к воротам ангара никто не осмелился. Солдаты разбрелись по углам и притихли, жадно прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Я никогда не видел столько страха в глазах пацанов. Он был коллективным, всеобщим, тотальным. Мы все были напуганы и растеряны. Ни один из нас не проявил инициативу предпринять что-либо.

Перестрелка то утихала, то возобновлялась с новой силой, как и бомбёжка где-то неподалёку. Время от времени мы проверяли свои телефоны, но безуспешно.

Нервы потихоньку начинали сдавать не только у меня. Кто-то из ребят уже плакал, не стесняясь своих слёз, всхлипывая навзрыд. У меня волосы под кепкой шевелились, а спина была мокрая, так что текло под ремень прямо в трусы.