Позывной ’Грэй’

Нежных фрогийцев или бургедонцев попадалось всё меньше и меньше. Мы уж было подумали, что они решили завязать с помощью Кижам, но поставки оружия продолжались бесперебойно.

Референдум по отделению Северо-Боровинской области так и не состоялся. Его переносили дважды из-за угрозы террористических актов. Вся область держалась на помощи берлессов и военной, и гуманитарной. Северян отбросили далеко от границы области, но они, вместо того, чтобы защищать остальную территорию Кижей от берлессов, упорно продолжали пробиваться к нам.

Трезво оценивая ситуацию, я мог с уверенностью сказать, что без помощи Берлессии ополченцы бы не вывезли. В то же время я понимал, что никакой независимости Северо-Боровинской республики не будет. Берлессы предложат нам присоединиться к ним.

И мы вынуждены будем согласиться.

У нас больше ничего не осталось, кроме АЭС. Всё, что имело хоть какую-то ценность северяне уничтожили. Поля заминированы, предприятия разбомбили, магазины разграблены, школ и больниц почти не осталось. Ни армии, ни денег, ни перспектив.

С этого момента у меня окончательно пропал интерес к войне. Я рассчитывал на другой исход, был готов за независимость республики голову сложить, а теперь что? Обидчиков сестры я наказал давным-давно, и сейчас мне нужно было найти другой смысл в этой борьбе, но я его не видел.

Меня это сильно волновало. Нельзя на войне без смысла и без цели, иначе и пользы от тебя никакой. Не жилец ты без смысла жизни. Я бы сказал, что мне плевать на свою жизнь, но это было бы враньём. Бывали моменты отчаяния, но в основном, жить хотелось. Очень сильно хотелось.

Нигде нет столько вранья и надежды, как на войне. Ты врёшь, тебе врут. На войне можно оправдать всё, что угодно. Все ужасные грешные поступки ты просто списываешь на то, что воюешь за что-то большое и светлое. Самое страшное, что ты сам начинаешь искренне в это верить. На самом деле — это дьявол понемногу ворует куски твоей души, каждый раз, когда ты идёшь на сделку с совестью, потому что каждый раз ты оправдываешь сам себя. Ты устал, ты просто заебался, ты мало поел, замёрз, не выспался, надоело всё это дерьмо — список просто бесконечный.

И каждый на что-то надеялся. Каждую минуту на что-то надеялся или на кого-то. Легче всего надеяться на Господа Бога и на него же сваливать вину.

Так было угодно Богу. Так Бог решил. Бог к себе забрал.

После того, что со мной случилось, было бы странно верить в него, но я не переставал. Немного не так, как это делали мои сослуживцы, не так абсолютно и безропотно. Я не верил, что на небе сидит бородатый дядька и следит за тем, что творят его сыны и дочери, но я чувствовал, что я существо духовное, ощущал, что есть во мне душа, а не только плоть и разум. Только это осознание помогало мне оставаться частично человеком и не превратиться в то зверьё, что насилует женщин и детей, убивает стариков, издевается над военнопленными, прячась за спины мирных жителей, укрываясь в школах и детских садах.

Поскольку смысл своей жизни я потерял, то тоже надеялся на Бога в этом плане. Много раз я был на волоске от смерти, много раз мог погибнуть, но до сих пор у меня не было ни одного ранения или контузии. В везение я не верил. Раз Бог меня держит в живых, значит, у него какие-то планы на меня? Я перестал копаться в себе, придумывая какие-либо смыслы, полагая, что Бог мне как-то намекнёт в будущем для чего я и зачем.

А пока что моей аудиенции жаждал Кудряшов. Он решил встретиться со мной в разбитом, заброшенном посёлке неподалёку от тренировочного лагеря берлессов, и теперь мы ходили с ним по пустым улицам, "любуясь" пейзажем. Генерал вежливо поинтересовался, как мои дела и как поживает Олэська в Берлессии, а потом перешёл к делу.

— Вам пора отделяться от армии Берлессии, — сообщил он. — Армия ополчения должна научиться воевать самостоятельно. А мы пойдём на север, освобождать другие территории Кижей.

— И куда мы пойдём? Я полагаю, нам нужен какой-то штаб и комбат.

Этот момент рано или поздно бы наступил, но вылезать из-под тёпленького крыла берлессов совершенно не хотелось. Спорить с Кудряшовым смысла не было. Вряд ли идея, что он озвучил, его. Он так же выполняет чьи-то приказы, как и все мы.

— Я приглядел одно местечко, Серёжа. Недалеко от АЭС есть тюрьма. Захватишь её, там и развернёшь базу.

Ни хрена себе заданьице! Взять штурмом охраняемый объект, под завязку набитый зэками?

— Почему мы не можем занять тюрьму без боя? Можно переговорить с губернатором и решить вопрос мирно?

— Это часть твоего имиджа, Котов. Безжалостного, беспринципного, безбашенного. Кто рискнёт захватывать тюрьму? Только сумасшедший.

— Понял, — коротко ответил я. — Так что насчёт комбата?

— После захвата тюрьмы, мы повысим тебя в звании до полковника. Командовать армией капитану как-то не солидно.

— А если я погибну при штурме? Есть другие кандидатуры, товарищ генерал?

Я должен был спросить, убедиться, что тут без вариантов.

— Ты уж аккуратней, Серёжа. У нас был уговор? Изволь выполнять. И никогда не забывай, что твоя сестрёнка теперь у нас.