Позывной "Хоттабыч"

– Спасибо, что хоть не махру начхоз всучивает! – И не подумал расстраиваться я. – Хотя, на безрыбье и рак – рыба, а махра – курево!

– Ну, с махрой это вы, Гасан Хоттабович, все ж таки передергиваете… – Шильдкнехт неопределенно покутил рукой. – Школа Красных командиров, как-никак. – а не сержантские курсы! – хмыкнул Вильям Карлович. – Папирос на складе хватает. – Он опять с наслаждением затянулся. – Вот ничего не могу с собой поделать, произнес историк, – выпуская дым через ноздри. – Люблю курить! – признался он. – Никак не могу бросить, а мне уж восемьдесят скоро! Домашние ругаются, запрещают… Только на службе и наслаждаюсь… – Он печально вздохнул, припадая к папироске в очередной раз.

– Вот в этом мы с вами схожи, Вильям Карлович, – сто два, а смолю, как паровоз! Только ругаться уже давно некому – всю родню пережил, даже детей…

– Завидую вашему здоровью, Гасан Хоттабович! – произнес доцент. – А вот мне врачи запрещают!

– А как же Силовики-Медики? Они ж любую хворь на раз могут излечить? Или я чего-то не знаю?

– Странный вы, Гасан Хоттабович, – поделился своими измышлениями Вильям Карлович, – вроде и сто лет вам, а в некоторых вопросах совсем не разбираетесь… Как дитя, право слово…

– Да я долгое время в одном горном селении проживал, – выдал я заранее подготовленную легенду. – Можно сказать, в полной глуши. Отшельничал. Вот и одичал немного без людского общения. А в чем проблема-то? Ну, с Медиками?

– Накладно это очень, Гасан Хоттабович, у настоящего Силовика-Медика собственное здоровье поправлять! Я же не видный государственный деятель, чтобы за счет казны… А в частном порядке никаких средств не напасешься! А еще и домашних всегда в добром здравии хочется видеть. Вот и выходит, что надо постоянно крутиться, как белка в колесе. Думаете, я за так в это училище преподавателем подвизался? Я, как-никак, целый доктор наук! Доцент, завкафедрой, между прочим!

– Да, за время моего уединения, в мире, в обще-то ничего и не изменилось! Хоть при царе, хоть при Советах – без средств к существованию долго не протянешь!

– Да, пока это истина, не требующая доказательств, – согласился со мной Вильям Карлович.

– Думаю, что на нашем с вами веку, ничего и не изменится – до обещанного коммунизма не доживем. – подвел я итог.

– До победы бы дожить, – согласно кивнул историк, – а там с чистой совестью и помереть можно! А то, как не будет нас с вами, кто из этих молодых оболтусов настоящих людей делать будет?

– Старший наставник Болдырь – как раз тот, кто нужен! – усмехнулся я, вспомнив усатого фельдфебеля.

– Болдырь, он, скорее, за тело и боевой дух ответ держать будет. А нам, старикам, за кой-чего посерьезнее браться надо – за бессмертную душу!

– Вы действительно считаете, что душа существует? – с интересом спросил я историка.

– Ой ли, Гасан Хоттабович? – рассмеялся доцент. – Только не стройте из себя ярого атеиста! Старого немца Вильяма не провести! Я довольно долго копчу это небо… Поменьше вашего, конечно. Но в людях разбираться я научился неплохо! – Вильям Карлович заглянул мне в лицо, а его глаза, увеличенные мощными линзами, казалось, вывернули меня наизнанку. – И мне отчего-то мниться, что вы точно знаете, так это или нет…

На секунду я подумал, что профессор помимо Дара Тератоморфа, обладает еще и способностями Мозголома, и с легкостью шарит у меня в голове. Однако, «Стена отчуждения», которую я, уже по привычке, держал активированной при любых контактах с «чужаками», стояла незыблемо. И никаким нападкам со стороны доцента Шильдкнехта не повергалась.

– Нет-нет, не подумайте, чего, Гасан Хоттабович! – словно догадавшись, о чем я задумался в этот момент, через чур эмоционально воскликнул Вильям Карлович. – К Дару Мозголома я, к величайшему моему счастью, не имею никакого отношения! Все, сказанное мною ранее – сплошные догадки, некая интуиция, если хотите… Ну а вы невесть что подумали? Не так ли? – И он потешно прищурился.

Что ж, в чем – в чем, а проницательности ему явно не откажешь! Можно сказать, расколол меня «коллега по возрасту».

– Каюсь, натурально подумал, что вы мои мысли, словно открытую книгу читаете. – А вот меня чего на откровенность потянуло? Или я настолько соскучился с общением с себе подобными? Со стариками… А ведь Вильям Карлович действительно к себе располагает! Очень положительный персонаж! Даже слишком!

– Сплошная дедукция и никакого мошенничества! – подмигнул он мне. – А раз так, выходит, что вы действительно умирали?

– А это так заметно? – Я слегка напрягся – о моей смерти в этом мире знали всего лишь несколько человек. И проговориться они явно не могли.

– Нет, – покачал головой Вильям Карлович, – совсем нет. Знаете, я не уверен даже, что в Советском Союзе найдется еще хоть один специалист, способный разглядеть этот нюанс. Понимаете, я долгое время изучал массу древних религиозных культов, отправной точкой которых является умирающие и воскресающие божества: египетский Осирис, финикийский Таммуз, греческий Адонис, скандинавский Бальдр, индийский Митра, да Иисус Назаритянин, в конце-то, концов! Перечислять можно бесконечно!