Вот уже вторую неделю мы «пылили» к месту нашего заключения, часами стояли на полустанках, пропуская груженые оружием и людьми составы, следующие на фронт. Двигались медленно, зачастую меняя локомотивы, а то и целые поезда. Было невыносимо скучно, уныло и муторно на душе. Временами меня терзали сомнения: а нужна ли была мне на старости лет вся эта «шпионская» суета? Не проще ли было на поле боя сносить «лихой Силовой атакой» полчища ненавистных противников? Может быть, и проще, но не факт – обуздать, как следует, свои пробудившиеся Силы, мне до сих пор так и не удалось в полной мере. Разве что мальца «подряхивать» земельку я научился более или менее стабильно. Да еще и в Ментальном плане меня неплохо подтянул командир, да и приснопамятные Мозголомы – Мордовцев с Капитоновым. Однако, в других областях Силовой специализации они практически не разбирались. Но мне пока и этой головной боли хватило «за гланды»!
Несколько дней клятые Менталисты совместно издевались над моим мозгом, как могли. Какие-то «отделы» блокировались, какие-то, наоборот, вытаскивались «из небытия» и «освежались». Например, почти подзабытое за ненадобностью и давностию лет знание немецкого языка. Но такого издевательства я не пожелал бы даже врагу. Но мои мучители не останавливались до тех пор, пока их, в один прекрасный момент, не остановил профессор Виноградов.
– Достаточно издеваться над стариком, товарищи! – воскликнул Владимир Никитич, когда в очередной раз продиагностировал мое текущее состояния. – Большей нагрузки мозг Гасана Хоттабовича не выдержит! – безапелляционно заявил он приставленным ко мне Силовикам. – Если продолжите: либо леталис[45]
, либо получите невменяемого шизофреника с полным распадом процессов мышления и эмоциональных реакций! Все, я запрещаю дальнейшую Силовую работу с мозгом товарища Абдурахманова!– Владимир… Никитич… вы мой… спаситель… – просипел я, едва не умирая от чудовищной головной боли, терзающей меня вот уже… Какие же сутки кряду? Я уже давно потерялся во времени, поскольку работа Мозголомов не прекращалась ни на мгновение!
– Сейчас-сейчас, Гасан Хоттабович, – заботливо произнес профессор, накладывая обе ладони на мои виски, – потерпите немного – сейчас полегчает!
Но боль долго не отступала, даже при вмешательстве такого Высокорангового Целителя-Силовика, как профессор Виноградов. Видимо, нагрузка на мою «нервную систему» действительно была запредельной. И, чтобы прекратить мои мучения окончательно, Владимир Никитич погрузил меня в крепкий и спокойный сон. Спал я долго – почти сутки, и совсем без сновидений. Зато очнувшись, почувствовал себя словно заново родившимся.
– Вы прошли по самой грани, Гасан Хоттабович! – Ну, вот совсем не огорошил меня спросонья таким известием Владимир Никитич. – Едва сумел вытащить вас с того света, драгоценный вы мой! Даже помощников срочно пришлось вызывать…
– Так я знал, на что соглашаюсь, Владимир Никитич, – произнес я, покачивая головой из стороны в сторону и с огромным напряжением ожидая очередного приступа боли. Но его не было – профессор, все-таки, настоящий виртуоз своего дела! – Но вам – огромнейшая благодарность… Я уже не в первый раз вам жизнью обязан. И понимаю, что никогда не смогу по этим долгам рассчитаться…
– Полноте вам, Гасан Хоттабович! – Закончив диагностику, «расцвел» Виноградов – видимо, посчитав мое состояние, по крайней мере, удовлетворительным. – О каких долгах речь? Одну работу с вами делаем – родину в суровый час защищаем! И не важно, что в тылу, а не на передовой… А вам, так и вообще не позавидуешь… – помрачнел он. – Мало кто сумел пройти через Абакан и выжить… Я таких, кроме Петра Петровича, и не встречал.
– Не переживайте вы так, Владимир Никитич! – Попытался я поднять настроение профессору. – Мы скобские, мы прорвемся!
Операция «по разведению нацистских кроликов» под кодовым названием «Троян»[46]
(изначально оснаб предлагал обозвать её «Троянский конь», но я настоял на «более коротком») была назначена на тот же вечер.Время поджимало, и контрразведчики не знали, какую пакость может отмочить бывший ротмистр Вревский. К тому же, псевдоШильдкнехт мог в любой момент сорваться с насиженного места и свинтить «в туман», опасаясь провала своей шпионской деятельности после наших совместных посиделок. И его никто не сумеет остановить, несмотря на выставленные оснабом тайные «группы наблюдения». При таком феноменальном Даре, он пройдет через любые «ловчие сети». Пока, как отчитывались ответственные за «наружку» филёры[47]
, как их по-старорежимному любил называть оснаб – Тератоморф продолжал жить и работать, как ни в чем не бывало.