Третья игла впилась в палец девушки. Чонг чувствовал себя так, будто он попал в огонь. Всякий раз, когда стальная игла впивалась в руку девушки, ему казалось, что это его пытают двое здоровенных мужчин. Чонг понял, что пыткой у него на глазах Шау Ван решил одним выстрелом убить двух зайцев: попытаться заставить заговорить девушку и заодно сломить его волю к сопротивлению.
Не в силах сдерживать гнев, Чонг вскочил на ноги и закричал:
— Трусы! Все вы подлые трусы!
Овчарка, не сводившая с него глаз, поднялась, рванулась в его сторону и громко зарычала. Шау Ван негромким окриком снова уложил ее у своих ног.
— А ты заткни свой поганый рот! — рявкнул он на Чонга. — Еще одно слова, и ты будешь сидеть рядом с ней.
Чонг закусил губу так, что струйка крови потекла по подбородку. В душе он ругал себя, но не знал, чем помочь бедной девушке. Мог ли он один, безоружный, выступить против этих головорезов с собакой? Что же, покориться, сдаться им? Нет, никогда! Этого враги от него не дождутся!
А мозг тем временем продолжал лихорадочно работать. «Как бы поступили на моем месте Нгуен Ван Чой или Чан Тхи Ли? Они бы пели! Вот выход, который я так долго искал! Петь, как пела Во Тхи Шау, идя на казнь!»
Чонг, как назло, ничего не мог вспомнить. Мелькали в памяти только обрывки песен, иногда одна-две строчки, и все. А надо было вспомнить действительно сильную, патриотическую песню, чтобы слова ее заставили палачей содрогнуться.
И тут Чонга осенило. В комнате пыток зазвучал его высокий и громкий голос:
— «Вставай героический народ Южного Вьетнама!»[24]
Песня словно влила силы в девушку. И когда растерявшиеся каратели на миг отпустили ее пальцы, она гордо вскинула голову, глаза ее засверкали и красивый голос поддержал певца.
— Молчать! — заорал Шау Ван. Он схватил лежавшую рядом кожаную плетку и обрушил град ударов на голову, плечи и спину Чонга и девушки. Однако ничто не могло заставить героев замолчать.
— Да заткните же им глотки! — орал Шау Ван, похожий в этот момент на разъяренного пса.
В дверях показался солдат с винтовкой в руках.
— Господин полковник! Начальник штаба приказал мне немедленно доставить к нему на допрос захваченного вьетконговца.
— Прямо сейчас?
— Так точно! Немедленно.
Шау Ван швырнул плетку в угол, вынул носовой платок и тщательно вытер руки.
— С ним мы поговорим вечером, — бросил он своим помощникам. — До завтра он должен рассказать нам все, или этот день будет для него последним в жизни. — Он повернулся к пришедшему солдату: — Можешь вести пленного к господину полковнику на допрос.
Солдат долго вел Чонга по узким проходам между проволочными заграждениями, пока они не вышли за пределы территории тюрьмы. По асфальтированной дороге они направились в сторону жилых домов и наконец подошли к залитой неоновым светом вилле в окружении высоких деревьев. В ярком свете ламп Чонг обратил внимание на совсем юное лицо своего конвоира, и оно показалось ему очень знакомым. И вдруг он вспомнил, что именно этот солдат разговаривал с ним, когда его захватили в плен в горах Хонглинь и везли на базу. Он даже припомнил имя своего конвоира — Вынг.
Вынг заглянул в лицо Чонгу и шепотом спросил:
— Ну как, на допросе больно били?
— Больно!
— Рассказал им что-нибудь?
— А что мне рассказывать? Все, что я знаю, я уже раньше им сказал. Больше ничего не знаю и не скажу.
Вынг внимательно посмотрел на него, громко вздохнул:
— Скажу тебе по правде, мне нравятся такие парни, как ты.
— Да как тебе, солдату марионеточной армии, получающему зарплату от американцев, могут нравиться такие, как я.
— У каждого свои обстоятельства, по которым он оказался в армии, — вздохнул Вынг. — За что я должен ненавидеть тебя или других?
Чонг еще раз внимательно посмотрел ему в лицо и поверил в искренность его слов.
— Так что же ты здесь тогда делаешь? Почему не бежишь из армии в освобожденные районы или домой?
— Домой? Не такая уж большая наша страна, чтобы можно было избежать ареста.
— Тогда переходи на нашу сторону, вступай в армию Освобождения, — убеждал его Чонг, на время забыв, что сам он находится в плену.
У входа в дом стояли два солдата, вооруженные пистолетами. Они остановили подошедших. Несколько дней назад Чонга уже приводили сюда, и тогда его допрашивал американец с густыми рыжими бровями.
Начальник штаба уже поджидал пленного. Небрежно развалясь в кресле, он курил ароматную сигару. В другом углу сидел еще один знакомый Чонгу офицер, из отдела психологической войны. На этот раз начальник штаба начал допрос совсем по-другому. Улыбаясь, он показал рукой на стул, придвинул к Чонгу пачку сигарет и заговорил почти ласково:
— Я уважаю и ценю твое мужество и преданность. Но ты совсем еще молод, не успел ничего в жизни сделать и повидать. И умирать в твоем возрасте слишком рано. Поэтому я хотел бы задать тебе несколько вопросов. Если ты ответишь мне правду, я даю слово офицера, что сразу же отпущу тебя на свободу!
— О чем же вы еще хотите спросить меня? — спокойно проговорил Чонг.
Начальник штаба глубоко затянулся, медленно выпустил дым изо рта: