— У него… Только он сейчас не охотник, а пчеловод, — стар стал… Зато и в этом деле мастер: рой пчел, говорят, в подоле рубахи принес домой… оттуда и пошло. Вот Акрамджан у него и останавливался: медку поесть с чаем, да и старика послушать — забавный старик, как начнет рассказывать — только сиди и слушай…
— Можно посмотреть его комнату? — спросил Санджар. — При вас?
— Конечно, — засуетилась тетушка и пошла за ключом…
Комната была чисто прибрана. «Постаралась тетушка», — неодобрительно отметил Санджар. Чтобы хоть как-то понять характер учителя, Санджар осмотрел подборку книг: в основном это были справочники и учебники по химии. На стене висел портрет Акрамджана, сделанный заезжим халтурщиком-фотографом: на черно-белой фотографии были фальшиво подретушированы красным щеки и черным брови, но все равно юноша улыбался обаятельно, глядя в объектив…
— Прошу разрешения для двухдневного похода в горы! — кричал Санджар в телефонную трубку.
— Есть какие-нибудь факты?
— Только догадки… И очень смутные. Надо проверить…
— Ну что ж… — нехотя ответили в трубке. — Разрешаю… Попробуйте… Хотелось бы конкретных осмысленных действий, а не так… что-то, где-то… Не забывайте, лейтенант, что предстоит подробный разбор и анализ ваших действий по следствию. Ну-ну… Не буду пока мешать. Действуйте.
Вскоре Санджар с удовольствием шагал по давно нехоженной им тропинке Кергелек-сая…
В зимнее время по нему и сейчас спускаются кабаны почти к самому селению, а уж кеклики весной выпархивают почти из-под каждого камня…
А какая здесь маринка, форель и черные, похожие на сомят, бычки! Вроде ничего и не видно в мелкой воде, но Санджар помнил, как после обычного весеннего селя на вздувшейся поверхности коричневой воды плавают поверху оглушенные о камни рыбешки, которых пацаны хватали просто руками.
Сейчас речка кристально прозрачна, хотя и пузырится, пенится на многочисленных водопадиках и перекатах…
Весной, когда рыба идет сюда на икромет с Угама, ловцы-хитрецы ставят в любом удобном месте «хашамы» — металлические сетки. На водопадиках почти вся вздувшаяся от икры рыба попадает в эти безжалостные ловушки. Только считанные единицы проскакивают мимо них… Рыба какая-никакая в речке есть. А пропусти ее одну весну на нормальный икромет — будет изобилие. Но, видимо, не все хотят смотреть вперед, в завтра. Немало еще таких, что живут по принципу «сегодня самому урвать весь кусок, а там плевать…»
«Так что же тебя так поспешно погнало в город, учитель Акрамджан? Какая сила заставила бросить любимую, детишек в школе, да и саму школу?
И почему ночью?
И причастен ли ты, учитель, к убийству Ульфата-дурачка?
Даст ли ответ хотя бы на часть этих вопросов Умурзак-мерген?»
Остались позади пансионаты, лагеря, новая насосная станция, загрязненная до неправдоподобия совхозная ферма…
Горы стали чище, и речка веселее синела меж чистых камней…
Но все равно и здесь видно было присутствие человека: по дну реки шла осмоленная водопроводная труба. Она уходила вверх по течению в еще более чистые струи реки.
«Уж что-что, а воду хумсанцы любят чистейшую…»
Санджар поймал себя на недоверии к слову «что»; повертел его так и эдак и понял, что оно относилось к грязной ферме, где сама мысль о молоке казалась неуместной…
Тропинка шла по некогда высохшему руслу ручья, проложенному почти на середине горы.
Надобность в ручье давно отпала, и какой он старый, было видно по толстым орешинам, посаженным давно-давно вдоль бывшего русла. Тропинка была широкой — для двух-трех человек, то вырывалась на оползневый склон, и тогда Санджар пробирался по ней, опасливо косясь вниз на уже неслышную и ленточно-далекую отсюда речонку.
Санджар знал, что тропинка приведет опять к реке вон там впереди, у белеющей горы, и в который раз подивился оптимизму и мужеству людей, некогда проложивших этот ручей, ставший теперь дорогой.
Санджар шагал и хмелел от радостного чувства узнавания…
Оказывается, деревья и кустарники растут и старятся медленнее, чем люди… Вон тот самый кустик, который всегда приходится огибать, потому что он колючий. И ведь огибают же столько времени! Не ломают!.. А вон горбатая ветка, протянувшаяся за камень… Все такая же и так же прячется…
Слева вверху на лоскутке зеленого склона раскинулась чья-то пасека. Но это не Умурзака: его, по рассказам тетушки Лазокат, должна быть где-то выше.
Санджар, миновав два-три отвесных участка тропинки, шагнул в тень белой скалы…
Ручей огибал ее рядом, и воздух здесь, в тени, был густой и чистый, напоенный запахами горных трав, а особенно — мяты и чебреца…
На трещинах и выступах скалы змеились остатки реликтовых: плаун и еще какой-то кустарник с замысловатым названием.
— Вот черт! — покрутил головой Санджар. — Забыл…
Тропинка скакнула через нагромождение скальных пород, и Санджар остановился у небольшой голубой заводи-плотины с водопадом.
Против струи время от времени, так же как и тогда, пролетала форель и падала в белую реку, — извечное стремление рыбы идти вверх против течения…
Только ли рыбы?
Санджар ощипывал корку хлеба и бросал кусочки на мелководье…