- Да. Тысячи километров исходил без карты по непролазной безлюдной тайге, горам, ущельям. С помощью простейших приборов разметили трассы будущих строек. Последние несколько лет был начальником партии изыскателей. Кстати, я тебе подарю одну книгу. Никогда не расставайся с ней.
Мы выпили кофе, затем вернулись в комнату. Отец достал из письменного стола толстую книгу в красном переплете и протянул ее мне.
Это была Красная книга. Дядя Яша все пытался достать ее и никак не мог - в Москве! На суперобложке изображения зверей и птиц, а внизу надпись: дикая природа в опасности.
Я столько слышал об этой книге, и вот она моя!
Задумчиво, строго и как бы с раскаянием он смотрел на меня. Потом вздохнул и, постелив постели, стал раздеваться. Впервые он при мне остался в трусах и майке. Да, у него был протез. Он снял его, осторожно обмыл теплой водой из таза культю и вытер полотенцем. Нога заметно воспалилась и покраснела.
Он слишком много ходил, не отставая от молодых ученых. Никто и не догадывался, что у него протез.
- А Христина знает об этом? - почему-то спросил я.
- Еще нет.- Лицо его омрачилось.
Он растянулся на тахте и прерывисто вздохнул.
- Ты поможешь нам устроиться поскорее на работу? - спросил я, когда улегся на диван (я даже не раскладывал его) и выключил свет.
- Да. Тебе удобно на диване?
- Спасибо. Хорошо. А что нам предложат?
- Алеше - пекарню. Хлебозавод мы еще только начнем строить. Думаю, он управится пока с одним помощником. Там две женщины работали, но вышли замуж и уехали с мужьями-бамовцами в тайгу.
- А Жене? Он ведь шофер-испытатель и механик!.. Слесарь, кажется, отличный.
- Прекрасно. Дадим ему новую машину. Какую захочет. Любой марки.
- А я?
- Тебе предложат курсы. Любые, какие понравятся.- Он перечислил, какие у них работают курсы. Я выбрал - шоферов.
- Почему именно шоферов? Зимой здесь водителям крайне тяжело работать. Не представляешь даже. Поступай ко мне лаборантом.
- Что я, ехал в тепле сидеть? Зато буду ездить по всему Забайкалью, ознакомлюсь с краем. Легковую машину я ведь умею хорошо водить. Научусь и грузовик.
- А права есть? Я замялся.
- Права не успел получить... Лет мне не хватило, понимаешь,
это ведь Москва,
- А сейчас тебе семнадцать?
- Скоро семнадцать. Я был рослый мальчишка, и мама ухитрилась меня в первый класс шести лет устроить.
- Учился хорошо?
- Троек никогда не было. Мне легко все давалось.
- Ну, добро, сын. Пока курсы откроются, ты отдохни недели две-три.
- Ага, отдохну. Мне так хочется добраться до красок- они со мной. Хорошие краски. Не какие-нибудь. И холст. И кисти. И этюдник. Мне завещал, умирая, художник Никольский.
- Ты разве рисуешь? Художник?
- В детстве рисовал... А потом увлекся этим фигурным катанием, некогда стало. Так знаешь, папа, иногда во сне вижу, будто рисую. Долго - весь сон рисую и рисую, а проснусь, даже тоска нападает. Я бы давно бросил спорт, но, понимаешь, успех был... Тренер так радовался, и Маринка. Просто не мог их подвести, совесть не позволяла. А теперь я свободен. На Байкале всюду такая красота, и мне так захотелось писать картины.
- А почему ты теперь не побоялся подвести тренера?
Я рассказал, как он нашел Марину бесперспективной. А также о том, что как раз журнал принесли мне с портретом отца.
- Но почему... Ты же не знал меня, не мог любить.
- Всегда любил.
- Не понимаю.
- Так отец же! Мама не восстанавливала против тебя. А ты ее забыл?
- Не забыл.
- И она тебя не забыла.
Перед сном я вышел на балкон. Глухо шумел темный Байкал.
В огромном небе сверкали бесчисленные созвездия. Густым, смолистым был воздух, настоянный на тайге. Где-то звучали песни, гитара, девичий смех. Из порта доносился приглушенный грохот: работала ночная смена.
Внезапно прозвучала трижды повторенная музыкальная фраза необычайной красоты.
- Что это? Что? - закричал я потрясенно.
- Позывные Зурбагана,- отозвался из комнаты отец.
Я долго стоял очарованный. Дивная музыкальная фраза, протяжные вздохи Байкала, грохот порта, далекая песня - все это были волнующие позывные Зурбагана.
Утром отец выглядел, как всегда, мужественным, красивым, уверенным в себе и, видно, забыл, что собирался полежать денек-другой.
Мы вышли вместе, и отец, напомнив, чтоб мы, все трое, позвонили к нему в институт, отправился на работу.
"Баклан" уже перебрался к другому причалу - еле нашел. В порту шло строительство нового пирса, и грохот, гул, стук эхом отдавались по всему городу. А машин ехала уйма, как в Москве по Садовому кольцу, только и разница, что здесь все машины были с иголочки, самых последних марок.
Алеша с Женей нетерпеливо ожидали меня. Христина уже ушла в горздрав. Мы только хотели идти, как нас задержал капитан.
- Зайдите ко мне, ребятки, на пяток минут,- сказал он деловито.
Мы зашли к нему в каюту, сели кто где, а капитан на свою койку.
Долго он не тянул, без всяких подходов предложил зачислить нас троих матросами на "Баклан" и стал деловито пояснять.
До декабря суденышку предстояло ходить по Байкалу, а с декабря оно становилось на ремонт в судоверфь, здесь, в Зурбагане.