ПП. Благие намерения (СИ)

Гости беспокойно перешептывались. Вопли Фиавара, казалось, обрели плоть и бродили неприкаянно из угла в угол, хотя самого эльфа уже вынесли из зала в полуобморочном от боли состоянии. Но Матильде было наплевать на гостей, она изо всех сил сжимала тонкую руку Оливии и старалась не заплакать. Плечи миссмистера слегка подрагивали. Только что зеница их ока, их хрупкая, веселая, ехидная, нежная и искренняя Дая пролила кровь своего врага жестоким и варварским способом, а потом, не сказав ни слова, вылетела из зала концентрированным сгустком ненависти. И, хоть в ней не было ни капли демонической крови, ее глаза горели пламенем Преисподней, а две сильнейших ведьмы континентальной Европы впали в позорную беспомощность. И что им, черт возьми, теперь делать?

— Вилли, демоничность заразна? — спросила мисс Плам, наблюдая, как невозмутимые сотрудники «Волшебных праздников» оттирают с пола крошечные красные пятнышки. Сервений снял заклинание левитации, и все присутствующие опустились на грешную землю.

Мисс По лишь устало покосилась на подругу.

— Мы виноваты, это факт. Она не станет нас слушать, — шепнула она, думая о том, что охваченная болью и гневом Дая сейчас совсем одна в огромном доме и плевать хотела на уговоры и утешения. Что она сделает? На самом деле, прошло не так много времени, ее еще можно догнать, пока она не перегорела и не ухнула в пучину уныния и горя. Ну, где у нас тут добровольные самоубийцы? Уна рвется в бой, и Тулула О’Брайан с трудом удерживает свою бесшабашную дочь от необдуманных поступков. Берем ее третьей, и…

Стоп. Все это уже было — полгода назад. Утешения, слезы в четыре ручья, чай, сладости, Барселона, бары, клубы, сопливые фильмы, мотоциклы, медитации на вершине Фудзиямы… Временные меры, как показала практика. Нужно новое лицо и свежий подход.

Взгляды двух ведьм скрестились на пораженном не меньше других Ерше. Оборотень почуял неладное, но сбежать не успел — женские руки подхватили его с двух сторон и без лишних церемоний вышвырнули в коридор, где скрылась Даянира, а для надежности заперли дверь двумя щелчками пальцев. Тот оказанной чести не оценил и возмущенно заорал:

— Я туда не пойду! Там страшно, а я слишком молод, чтобы умирать!

— Не драматизируй! — ответила мисс По, с сомнением поглядывая на трясущуюся дверь, — Найти, успокоить, привести обратно — что сложного?!

— Да почему я-то?!

Мисс Плам надоело препираться, и она ехидно припечатала парня, сопроводив слова вполне материальным пинком под зад:

— Потому что в такие моменты девочке нужен мужчина!

* * *

Где я, черт возьми? Кровать. Ширма. Ковер. Моя комната. Все красное и желтое, горячее, душное и тесное. Какого хрена я здесь забыла?!

В руке что-то холодное. Кольцо. Кольцо со свежей кровью. Гадость. И — мало. Побрякушка улетела куда-то в угол, как ненужный хлам.

Я не разозлилась, нет. Осатанела — вот правильное слово, до гортанного рычания и кровавых аллигаторов в глазах. Хотелось вцепиться в кого-нибудь зубами. Хотелось поджечь Вайлендар с четырех сторон и с удовлетворением Нерона любоваться заревом пожара. Хотелось вернуться и вырвать другой, куда более интимный пирсинг из тела этого остроухого урода.

Вернуться и добить!

Око за око, а раз в сердце боли нет, тело за все заплатит с лихвой!

Моему решительному возвращению помешал застывший в дверном проеме Ерш. Он был… в общем-то, спокоен, но предельно собран. Казалось, он не совсем понимает, что занесло его в эту обитель гнева.

— Уйди! — прорычала я, безуспешно пытаясь протиснуться мимо оборотня. Ноль эмоций.

— Пошел вон! — окончательно взбесилась я и пнула его в коленную чашечку.

Не знаю, как он это сделал, но в следующую секунду я оказалась на матрасе, лицом в подушку и со скрученными за спиной руками. Прическа растрепалась, подол платья задрался, туфли разлетелись по разным углам. Без церемоний и переговоров меня закатали в одеяло, как гигантскую шаурму, и я просто обезумела. Я орала, брыкалась, выворачивалась, пыталась укусить сковавшие меня руки, хоть от ярости не видела ничего, кроме красных и желтых всполохов. Не помогло. Ерш ловко снял с себя ремень, перетянул верхнюю часть моего матерчатого саркофага, потом повторил операцию, использовав пояс от моего халата, и с чувством выполненного долга уселся сверху. Я не могла пошевелить и пальцем, только хрипло вопила, не в силах даже нормально заплакать. Я умирала от унижения.

Я открыла глаза и с трудом сфокусировала взгляд на оборотне. Ни жалости, ни сочувствия, ни осуждения — как санитар в психбольнице. Рубашка порвана в двух местах, на жилетке не хватает пуговиц, а под левым глазом медленно наливается синевой солидный фонарь. Казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не влепить мне пощечину для скорейшего «выздоровления».

— Ты — страшный человек, — вдруг сказал Ерш, — Как в такой мелочи может быть столько злобы?

Я почувствовала себя донельзя грязной и дикой. Стыдно. Даже так… СТЫДНО. Вспомнилось все: кольцо, рывок, кровь, крик. Рвущаяся плоть под моими пальцами. Это — я?

— Меня тошнит, — буркнула я, но оборотень не обратил на меня никакого внимания.