Прайд

И наступила полная тишина.
Остался лишь пронзительный звон в ушах.
Все люди на площади прекратили убивать друг друга и повернулись к нам. Нет. Не повернулись. Их, как магнит, притягивало появившееся сияние, вынуждая, широко открыв глаза, вглядываться в этот колдовской свет. Падишах и Баджара продолжая стоять на коленях, потянулись к машине. На бледных лицах появились блаженные улыбки. Уцелевшие амазонки выронили оружие и покачиваясь, брели в сияние.
А потом свет вышел наружу и медленно пополз во все стороны. Не знаю, как такое могло происходить, но это было на самом деле. Будто сияние состояло из мириадов живых существ, прикосновение огненных лапок которых я ощущал на собственной коже. И люди, попавшие в свет, начали исчезать, растворяться, уходить в ничто. А он шёл всё дальше, словно пытался заполонить весь мир, заменить всех живых существ собой, обратить их в частички своего огненного тела.
Во вселенной остался только этот живой свет, и он окружал меня со всех сторон, вздёргивал на пылающих нитях, пропущенных через моё тело, превращал в жалкую куклу. И эта безвольная марионетка висела в бездне адского пламени, ощущая только боль и чей-то бесплотный голос, который шептал в самых глубоких недрах моего сознания:

Тьмы тяжёлой гнетёт меня клеть,

По душе, бьёт сомнения плеть,
Слабо тлеет сомнения пламя –
Не даёт мне никак умереть.
Я над смертью чужой хохочу,
Богом я называться хочу.
Но о том, что не бог я, а демон,
Не скажу, утаю, промолчу.
Равнодушно по жизни иду,
Мне плевать на чужую беду,
Я судьбы, для себя, этой странной
Не увидел бы даже в бреду.
Не смогу я вдаль птицей лететь
Песни звонкой мне больше не петь
Мрак тяжёлый опутал цепями
И всё меньше тяжёлая клеть…

А потом бешеный вихрь подхватил меня и понёс по спирали, превращая в часть бурлящего потока, ревущего и неиствующего.Я перестал понимать, где нахожусь и кто я такой вообще.Последняя мыслящая часть моего разума вцепилась сама в себя, потому что в этом безумном мире не оставалось ничего рационального, способного удержать ум в каких-то рамках.

Я тупо смотрел на грязные доски настила, не в силах сообразить, как я здесь оказался. Сияющее нечто и бешеный вихрь всё-таки отпустили меня, тысячу раз перемешав и уничтожив. Сил не было. Колени подогнулись и я, с трудом удержался от того, чтобы, подобно Илье и Гале, свалиться на пол. Лица львов, озарённые слабеющим светом, не выражали ничего – просто маски, отражающие покой смерти. Однако они всё ещё были живы. Как и я…
С огромным трудом я повернул голову и посмотрел на площадь. Свет начал отступление и понемногу собирался в огромный клокочущий шар, повисший над землёй. Отступая, сияние подбирало с камней неподвижные человеческие тела, превращая их в тонкие лучики исчезающие в бурлящем шаре.
Что-то внутри меня безумно кричало, глядя на то как население многотысячного города превращается в хищное пламя. Я знал, кому принадлежит этот беззвучный вопль, слышимый только мне и хорошо понимал: та часть меня, которую я всегда презирал, исчезала навсегда. Пережитое, убило её так же, как и всех жителей Сен-Сенали. Не могу сказать, будто это меня сильно расстроило. Что я терял? Способность сочинять дряные стишки? Я никогда не относился серьёзно к этим упражнениям, развлекая своих партнёрш скорее делом, чем словом. То, что должно было уйти давным –давно, наконец-то ушло. Пусть останется существо, лишённое слабостей, ибо что это ещё могло быть, как не слабость?
Оцепенение прошло, и я смог сделать пару шагов к краю помоста. продолжая наблюдать за изменениями внутри огненного шара. Илья и Галя пришли в себя и теперь пытались подняться на ноги.Оба искоса поглядывали на дикую пляску живого огня. Тем временем последние трупы превратились в излучение и на опустевшей площади осталась одинокая фигура, неотрывно глядящая в глубины пламени, бурлящего над её головой.
Нет, не одна. Немного дальше неподвижной Оли, замерла на коленях ещё одна моя кошка. Наташа. Откуда она здесь взялась? Львица смотрела туда же, куда и её взбунтовавшаяся подруга, но на её физиономии я прочитал отчаяние.
Шар начал вращаться, ускоряя своё движение до тех пор, пока не превратился в подобие сияющей спирали. Внезапно, в одно мгновение, вращение стало таким быстрым, что спираль схлопнулась в ослепительную точку. Оглушительный свист ударил по ушам, ещё не отошедшим от предыдущего испытания и ураганный порыв ветра едва не сбил меня с ног. Ветер пытался тащить вперёд, сдирая кожу и волосы на голове, будто это был всего навсего парик.
Точка превратилась в крохотное колечко, огненные границы которого неуклонно расширялись. Именно туда и стремился взбесившийся воздух. Кольцо уже стало воистину огромным, и я мог вуидеть внутри него высокие деревья, гнущиеся под напором урагана. Оглушительно хлопнуло и ветер разом стих. Одновременно, кольцо прекратило свой рост и начало пульсировать. Его размеры вполне позволяли перейти на другую грань, и я решил подойти ближе. Но не успел.
Словно волна прокатилась по окружающему миру, вызвав неприятное ощущение. Казалось, меня выворачивают наизнанку чьи-то толстые грубые пальцы. Галя тоскливо закричала и вторя ей, издали жалобные вопли Ольга и Наташа. Илья, с исказившимся лицом, начал хрипло стонать. А волны продолжали катиться сквозь нас, выкручивая и перворачивая всё вокруг. Казалось, даже небо пытается поменяться местами с землёй. Не знаю, что было хуже: живой свет или этот пространственный шторм, но ни то, ни другое я испытывать не хотел! Крики львов слились в один протяжный вой, и я ощутил, как и сам, против воли, присоединяюсь к этому тоскливому хору.
И всё кончилось.
Прореха в пространстве беззвучно захлопнулась, не оставив после себя никаких следов. Последняя волна прокатилась через нас и взбудораженный мир успокоился. Правда мне почудилось, будто в последнюю секунду, несколько смутных теней скользнули в закрывающуюся дыру, но это могло быть и причудой измученного сознания. Ну ладно, попытка обойтись без браслета торжественно провалилась, но я был рад уже тому, что закончилось это светопреставление. Теперь стоило, не мешкая ни мгновения, возвращать свою собственность. Я нисколько не сомневался – моё украшение находилось в лапах львицы, медленно поднимавшейся на ноги.