Прайд

Лодка, качаясь, уходит во тьму,
Мне оставаться теперь одному,
Кто объяснит – отчего, почему?

Мрачный извозчик таится в тени

Голос беззвучный бормочет: Усни!
Ночи свершились, закончились дни…

Света не видно в тёмной воде,

В ней лишь ничто, никогда и нигде,
Весла несут от несчастья к беде.

Ты исчезаешь, уходишь во мрак,

Словно увидев таинственный знак,
Шепчешь, прощаясь: Пусть будет так…
Из потемневших глаз выкатилась одинокая слезинка и они закрылись.
Навсегда.

Женщина пристально смотрит на меня, но я не в силах встретить её взгляд. Словно приходится перелистывать страницы позабытой книги в поисках нужного места. Глаза мёртвой кошки укоризненно взирают из мрака забвения. Я забыл…

Ледяной ветер, несущий белую крупу и тёмный силуэт, закрывающий полой плаща тщедушную фигурку брошенной девочки. "Я так больше не могу! Давай уйдём из этого проклятого города! Здесь только смерть, и мы сами превратились в смерть!"
Смутная тень в дверях, продуваемого всеми ветрами зала. Лицо, по которому скользит бриллиант слезы. "Так много бедных брошенных детей. Мне холодно…" Бледная Дама Лисичанска – ангел смерти, поющий последнюю колыбельную умирающим от холода детям.
Бурный поток и гибкая фигурка ткнувшаяся в траву в бешеном рыдании. Хочется приласкать, но знаю – я навсегда утратил право на нежность. Убил его, растерзав парня с серебристыми волосами. "Я забуду своего волка, но и ты, навсегда забудешь ту Ольгу, которой я была!"
Я вспомнил всё.

– Мама, он плачет, – девочка опускается на колени и тянет крошечную ладонь ко мне, – не плачь!

– Человек, зачем ты сделала это? Мне больно!

– В древней книге сказано: "Провозвестником конца всего сущего выступит пленённый хищник, который, от всего сердца, оплачет свою жертву". Плачь, хищник, плачь, я не боюсь конца света.

– От всего сердца? – я качаю головой, – но у меня нет сердца. Мне просто больно…

– Нет сердца? Когда ты начинал свой рассказ, я тоже так думала, просто хотела убедиться, не совершаю ли ошибку, – даже в темноте я вижу выражение странной решимости, написанное на лице женщины. Она обнимает девочку и ерошит ей волосы, – ты, по-прежнему, считаешь всех обычной пылью, которую можно растоптать или пойти дальше, оставив уродливый отпечаток львиной лапы? Почему ты плачешь, хищник?

Я молчу. Потом опускаю пальцы и мелкие серые песчинки медленно ссыпаются вниз. Больно, больно. Оля, прости меня! Прости за всё…

Силы оставляют меня, и я ложусь в пыль клетки, как бы стараясь слиться с ней. Женщина смотрит на меня и её глаза странно блестят, словно она плачет вместе со мной. Зачем оплакивать умирающего льва? Посмейтесь над его унижением…

– Прощай, человек, – шепчу я, закрывая глаза и слышу тихий ответ.

– Тот, кто покаялся, имеет шанс на спасение. Даже такой, как ты. До встречи, лев.