Прайд

– Никто, – он наморщил лоб, как будто измышлял новый способ лечения венерической хворобы, – эт-та, это был господин, сын старшего визиря. Но эт-та уже давно. А больше – никого, пусть меня царь зла заберёт.

Напарник охотно подтвердил его слова одобрительным мычанием. Если бы я не знал, насколько продажны местные стражи, я бы решил, что столкнулся с волшебством и очень удивился. Нет, чародейство тут имело место, но несколько специфическое. Можно было бы попробовать перекупить эту парочку, но зачем? Я просто взял болтуна за горло и выразительно глядя в глаза второму, выпил до капли. Совместил, так сказать, приятное с полезным.

На всём протяжении процедуры, пока его товарищ хрипел, дёргал ногами и выкатывал глаза, стражник испуганно смотрел на меня и хватал воздух ртом, будто я убивал его, а не напарника. Вмешаться он, впрочем, не пытался.

– Итак, кто выходил из дворца в ближайшее время? – освежил я его память и отщвырнул опустевший сосуд, – надеюсь, ты понял, правда полезнее лжи? Так – кто?

– Н-не знаю, – проблеял солдат белыми губами и попятился, упёршись спиной в стену, – в чёрном плаще…Глаза…И другая тоже…

– Женщина? – переспросил я, – или их было две?

– Д-две? – он помотал головой, будто отгонял наваждение, – не одна – точно. Женщина? Наверное…Три?

– У, продажная шкура! – сказал я с отвращением, – позор для охраны.Ты хоть что-то можешь сказать определённое? Какие женщины, как выглядели, куда пошли, в конце концов?

Кадык на жилистой шее задёргался, а глаза отправились на лоб – это была единственная реакция на мои расспросы. Неужели его запугали до такой степени, что даже угроза смерти не смогла развязать чёртов язык? Мало того, рука в кольчужной перчатке потянула к себе копьё, видимо имея намерение проткнуть моё бренное, уже продырявленное сегодня, тело.

– Ну и подыхай, идиот! – я не выдержал и сплюнул, в сердцах, – неужели так сложно было ответить на простейший вопрос? Глядишь – живой бы остался.

Теперь, после того, как второй охранник увалился рядом с напарником я ощутил, как силы вернулись ко мне. Ну, какую – никакую пользу от этих двух недоумков я получил. Вот только вопросов стало ещё больше. Почему женщин было две? Или даже три? И кто были те, которые не стали заходить ко мне? Доходили слухи о том, как Баджара использует одержимых дамочек, влюблённых в него, в качестве шпионов и убийц, однако о подробностях их деятельности я не знал ничего. Сегодня, стало быть, этот пробел в образовании был весьма решительно ликвидирован. Едва не вместе со мной.

– Стало быть ты подумал о лазутчиках некоего повстанца, знающего о тебе лишь по слухам? – по губам женщины скольнула снисходительная улыбка, – словно именно ему ты доставил максимум неприятностей и причинил смертельную обиду? У нас говорят, когда человек провинился перед всевышним, бесы уносят его разум. Видимо, это происходит не только с людьми.

Девочка несмело улыбается, глядя на мать. Но мне совсем не весело. Да, я был глуп, но никогда этого не признаю. Пересказывая историю самой крупной своей ошибки, я обращаю внимание на мелочи, которых прежде не замечал.

– Веселись, – горько вздыхаю я, – легко смеяться над умирающим львом, которому остались считанные часы.

– У тебя достанет времени закончить рассказ, – спокойно отвечает человек, – а у меня – подумать. И ещё – я не смеюсь.

Снаружи, недалеко от входа, сидел сынок Настигана. Стало быть, в этом покойники не солгали. Правда мысль о допросе этого свидетеля отпала ещё до того, как успела зародиться. Отпрыск визиря крепко спал, привалившись спиной к тёплому камню, и шустрая обезьяна шарила по его карманам, издавая при этом, раздражённое верещание. Эти двое явно нашли друг друга и грехом было бы разрушать столь идиллический союз.

Выйдя во двор, я покрутил головой, рыская взглядом между фонтаними и деревьями. Я, естественно, не ожидал увидеть фигуры в чёрных плащах спешащие прочь – это было слишком нелепо. Однако здесь вполне мог оказаться какой-нибудь слуга или заплутавший придворный лизоблюд. Подошёл бы любой свидетель. Но рок сегодня оказался абсолютно безжалостен – никого, кроме парочки пауков, завершавших своё паутинное творение. Это были хорошие, но слишком молчаливые свидетели.

Вот так, пребывая в расстроеных чувствах, я нырнул в узкий проход, между колоннами дворцовой обсерватории, заброшенной за ненадобностью и теперь используемой Наташей, в качестве обиталища своих безумных адептов, и каким-то длинным серым сараем, возможно опустевшей казармой. Солнце позабыло про этот, никому не нужный участок, и я двигался в печальной прохладе, пока сухой жар, бьющий в лицо не известил о прибытии в нужное место.