Прайд окаянных феминисток

— Наплачешься ты с ней, — зловеще сказал Васька. — А я ведь тебя предупреждал! Помнишь? Во-о-от… А вообще-то мы тут и без тебя ничего, справляемся помаленьку. Так что живи спокойно, а если какой затык — я тебе позвоню. Примерно недельку можешь не появляться. За неделю-то разберешься со своей толпой? Не, за неделю — это вряд ли… Главное — одни бабы! Жуть. Ну, держись, я за тебя молиться буду.

Васька злоехидно хихикнул и отключился. Весело ему. Еще бы. Васька — младший из трех братьев, что он может понимать… Был бы старшим братом маленькой сестры — небось, не хихикал бы.

Яблочная кошка наконец отпустила Медведей на волю, шла к дому, на ходу разговаривая по телефону. Почти час она так ходит, просто прирос этот сотовый к ее уху. То сама звонит, то отвечает на звонки… А ведь с его домашнего телефона звонить не в пример удобней, правильно? Не говоря уж о том, что вообще бесплатно. Может, хоть это для нее аргумент?

— Смольный на проводе, — недовольно сказал Бэтээр, когда яблочная кошка закончила разговор, привычно сунула телефон в вырез сарафана и подошла к нему. — Сейчас опять разрядится. Или деньги кончатся. Если бы жила у нас — так хоть обзвонись задарма. И вообще в квартире лучше. Легче… удобства, и просторней… Чего ты сюда рвешься?

Яблочная кошка долго смотрела на него, — кажется, с недоверием, — наконец объяснила с подчеркнутым терпением, как недоумку:

— Это мой дом. Понимаете? Я здесь живу. В своем доме. У каждого человека есть свой дом, в котором он живет. Я живу здесь.

— Каждый человек иногда уезжает из своего дома, — с тем же терпением сказал Бэтээр. — В отпуск, в командировку, в гости… Хоть ненадолго. Отдохнуть немножко. Обстановку сменить… Ну, чего ты упираешься? Разве у нас плохо? А Пулька как рада будет! И девочкам у нас нравится! И Любочка не боится! Ведь все равно у тебя отпуск. Отдохнула бы как в санатории…

— А-а… Нет, спасибо, — с сожалением сказала яблочная кошка и склонила голову к плечу. — Санатория все равно не получится. Сейчас самая суета начнется. Будем с Любочкой решать… Она ведь теперь сирота. Я ее отдавать не хочу. Ей в детский дом нельзя. И к чужим людям нельзя. Значит — опекунство оформлять. Или удочерить. Это очень трудно. Сюда теперь много людей будет ходить, все время. И официальные всякие комиссии, и те, кто мне помогает… Мне необходимо жить дома, это же очевидно, правильно?

На взгляд Бэтээра, это было совершенно неправильно. И если уж к ней много людей будет ходить, то какая им разница, куда ходить — сюда или в его квартиру? К тому же, в его квартире поместится гораздо больше людей, чем в этой халупе. И добираться до его квартиры проще — центр города, любой транспорт… А все эти заявления о необходимости жить дома — так это женские капризы и ничего больше. Просто не хочет она жить у него. Ну и ладно.

— Ладно, — сдался он. — Не хочешь — как хочешь… Тогда я здесь поживу.

— Где? — удивилась она. — У нас в доме, что ли? Ну и ну… Пойдемте, сами посмотрите.

Яблочная кошка пошла к дому, тихонько хмыкая и качая головой, и Бэтээр пошел за ней, уже совершенно ясно понимая, что его заявление по крайней мере нелепо — в этой халупе и законным жильцам повернуться негде, еще и постояльца куда-то девать…

— Вот это — большая комната, она у нас общая…

Большая общая комната была чуть меньше половины его кухни — метров десять, наверное. Два крошечных окошка, возле них — узкий стол, под ним — четыре табурета, в углу маленький телевизор на тумбочке. Все. И две двери почти рядом друг с другом.

— Это комната Веры-Нади…

Яблочная кошка распахнула дверь в конуру, которая была чуть больше Пулькиной розовой ванной. Одно окно, у окна — крошечный письменный стол, по обе стороны стола — два стула, стены сплошь заняты полками, у противоположных стен — две одинаковые узенькие кровати. Больше всего комната была похожа на купе в спальном вагоне.

— А вот это наша с Любочкой комната.

Почти то же самое, что и в комнате веры-Нади, только без письменного стола. И кровати были разные — одна большая, одна маленькая.

— Мы рады гостям, — говорила яблочная кошка, ведя его через «большую» комнату куда-то в другой конец халупы. — Только где мы вас сможем устроить?.. Вот это у нас кухня… Вот холодная кладовка. Вот веранда. Больше жилых помещений нет, к сожалению.

Кухня здесь была не больше его серой ванной, холодная кладовка — как шкаф для белья, а на веранде едва помещались два фикуса в горшках и раскладной садовый стульчик.

— У меня палатка есть, — вспомнил Бэтээр. — И спальные мешки. И матрасы надувные. Четыре года назад мы с Пулькой почти неделю в лесу жили, в палатке. Нормально жили, даже когда дождик был. А сейчас погода вон какая! Тем более проживем как-нибудь. Вон, прямо за домом поставим… Ты ведь не против? У тебя там ничего такого не посажено?

— Минуточку, — строго сказала яблочная кошка и сделала губы утиным клювиком. — Вы хотите сказать, что Полину намерены заставить тоже жить здесь?