Прах Энджелы. Воспоминания

Мама идет на вокзал встречать папу и берет меня с собой. На вокзале всегда ужасно интересно: люди приезжают, уезжают, высовываются из вагонных окон и что-то кричат на прощанье, паровоз в клубах пара пыхтит и увозит поезд все дальше, провожающие хлюпают носами, а вдалеке поблескивают серебристые рельсы, ведущие в Дублин и дальше - в мир.

Уже почти полночь, и на перроне холодно и пусто. Мужчина в фуражке железнодорожника спрашивает, не хотим ли мы погреться. Мама говорит: большое вам спасибо, и смеется, когда он предлагает нам забраться на сигнальную вышку в самом конце платформы. Мама полная, по лестнице она поднимается с трудом и все время повторяет: о Боже, Боже.

Мы стоим высоко над землей. На сигнальной вышке темно, только на приборной доске, над которой склонился смотритель, мерцают красные, зеленые и желтые огоньки. Он говорит: я решил тут поужинать - присоединяйтесь, пожалуйста.

Что вы, говорит мама, спасибо, но мы не можем отбирать у вас кусок хлеба.

Жена столько наготовила, говорит он, мне одному и за неделю столько не съесть. Здесь на вышке работа нетрудная: следи себе за огоньками, да изредка тяни за рычажок.

Он отвинчивает крышку с фляжки, наливает в чашку какао и говорит мне: вот, угощайся.

Потом протягивает маме бутерброд. Что вы, говорит она, лучше детям домой отнесите.

У меня, миссис, два сына, и оба служат в войсках Его Величества короля Англии. Один в Африке сражается за Монтгомери, другой в Бирме или в другом каком-то чертовом месте – простите, что выражаюсь. Боролись мы, боролись за независимость, и вот, теперь за Англию воюем. Так что, миссис, кушайте бутерброд.

На приборной доске что-то щелкает, огоньки мигают, и смотритель говорит: это ваш поезд, миссис.

Спасибо вам большое, и счастливого Рождества.

И вам счастливого Рождества, миссис, и счастливого Нового года. Осторожней на лестнице, юноша. Помоги матери.

Большое спасибо вам, сэр.

Мы снова стоим на платформе, и поезд, грохоча, подходит к станции. Открываются двери вагонов, несколько человек с чемоданами выходят на перрон и спешат к воротам. Клацают молочные бидоны – кто-то уронил их на землю. Мужчина и два мальчика выгружают газеты и журналы.

Моего отца нигде нет. Мама говорит, что он, может, уснул в одном из вагонов, но мы знаем, что он даже в собственной постели толком не спит. Наверное, говорит она, паром из Холихэда задержался, и папа опоздал на поезд. В это время года Ирландское море ужасно неспокойное.

Нет, мам, он не приедет. Нет ему дела до нас. Он сейчас в Англии сидит и напивается.

Я больше не говорю ни слова. Только думаю: вот бы у меня отец был как тот человек на сигнальной вышке, с бутербродами и какао.

На следующий день открывается дверь, и в дом заходит папа. Верхних зубов у него нет, а под левым глазом синяк. Он говорит, что в Ирландском море был сильный шторм – он за борт перевесился, и зубы выпали. А может, ты подрался? - говорит мама. Может, выпил слегка?

Och, нет, Энджела.

Пап, говорит Майкл, ты писал, что у тебя для нас есть подарок.

Да, сынок.

Он достает из чемодана коробку шоколадных конфет и протягивает маме. Она открывает коробку, и мы видим, что половины конфет нету.

Не мог удержаться? - говорит мама.

Она захлопывает коробку и кладет ее на каминную полку. Шоколад поедим завтра, после рождественского обеда.

Мама спрашивает у папы, привез ли он денег. Он говорит, что времена тяжелые нынче, работы мало, и мама говорит: что ты мне мозги-то пудришь? Война идет, и в Англии работы полно. Ты все пропил, да?

Папа, ты все пропил.

Папа, ты все пропил.

Папа, ты все пропил.

Мы кричим так громко, что Альфи начинает плакать. Папа говорит: och, мальчики, ну-ка, мальчики. Уважайте отца.

Папа надевает фуражку - он договорился встретиться с одним человеком. Мама говорит: иди, встречайся с этим своим человеком, но сюда пьяным, с песнями про Родди Маккорли или незнамо кого еще, сегодня не приходи.

Он возвращается пьяный, но ведет себя тихо и засыпает на полу возле маминой кровати.

На следующий день у нас праздничный обед, потому что в Обществе св. Винсента де Поля маме дали талончик на еду. На столе у нас овечья голова, капуста, мучнисто-белый картофель и в честь Рождества бутылка сидра. Папа говорит, что не голоден и только чаю выпьет, и просит у мамы сигарету. Поешь, говорит она. Рождество на дворе.

Папа твердит, что не голоден, но если других желающих нет, он съест овечьи глаза. Они очень питательные, говорит папа, и мы с отвращением смотрим, как он ест. Папа запивает их чаем и докуривает сигарету «Вудбайн», потом надевает фуражку и идет наверх за чемоданом.

Куда ты собрался? - говорит мама.

В Лондон.

Сегодня, в самый праздник? В Рождество?

Сегодня ехать – в самый раз. Кто-нибудь да подбросит рабочего человека до Дублина - вспомнит, что и Святому Семейству пришлось нелегко.

А на паром до Холихэда как попадешь, без гроша в кармане?

Так же, как в прошлый раз – когда на входе зазеваются.