Бабушке придется уступить свою кровать и перебраться в маленькую комнату. Образ Пресвятого Сердца она возьмет с собой, а статую оставит – пусть приглядывает за мужчинами. К тому же в маленькой комнате статую ставить некуда.
Билл Гэлвин заходит после работы взглянуть на комнату. Он весь белый, низенький и шаркает по-собачьи. Он спрашивает бабушку, не затруднит ли ее убрать статую, потому что он протестант и так не уснет. Что ж ты не предупредил меня, рявкает бабушка на дядю Пэта, что в дом притащишь протестанта. Господи Иисусе, говорит она, что люди-то скажут.
Я не знал, говорит дядя Пэт, что Билл Гэлвин протестант. Так посмотришь на него - и не скажешь, да он еще вечно в извести с головы до пят. С виду - так обычный католик, и кто бы мог подумать, что протестант станет возиться в известке.
Билл Гэлвин говорит, что недавно овдовел, а его бедная женушка была католичкой, и все стены у нее были увешаны образами Пресвятого Сердца и Девы Марии, где Она указует на Свое Сердце. Он лично против Пресвятого Сердца ничего не имеет, но статуя будет напоминать ему о бедной женушке, и сердце у него будет болеть.
Ах, Боже мой, говорит бабушка, что же вы сразу не сказали? Мне вовсе нетрудно переставить статую к себе в комнату на подоконник, и сердце ваше не будет болеть.
Каждое утро бабушка готовит Биллу обед и относит ему на известковый карьер. Мама спрашивает, почему он утром не берет с собой обед, и бабушка говорит: мне что, надо вставать ни свет, ни заря, чтобы сварить его величеству капусту с поросячьими копытцами и налить суп в котелок?
Через неделю школа у Фрэнки закончится, говорит мама, и я думаю, за шесть пенсов в неделю он с удовольствием носил бы обед Биллу Гэлвину.
Я не хочу каждый день ходить к бабушке, не хочу носить Биллу Гэлвину обед аж на Док Роуд, но мама говорит, что нам шесть пенсов пригодятся, а если я откажусь, она все равно меня никуда не пустит.
Будешь дома сидеть, говорит она. На улицу играть не пущу.
Бабушка мне строго-настрого мне велит нести обед прямо до места, по пути никуда не сворачивать, не глазеть по сторонам, пиная жестянки и разбивая мыски ботинок. Обед горячий, и в таком виде изволь Биллу Гэлвину его и доставить.
Из котелка доносятся чудесные запахи – там вареный бекон, капуста и две больших мучнисто-белых картофелины. Если я съем полкартошки, он конечно же не заметит. И не пожалуется бабушке – он вообще молчун, покряхтит немного, и все.
Сьем-ка я лучше всю картофелину - тогда он не спросит, где другая половина. Можно и бекон с капустой попробовать, и если я съем вторую картофелину, наверняка он решит, что в супе их не было вовсе.
Вторая картофелина тает у меня во рту, и надо попробовать еще листик капусты и кусочек бекона. Ну вот, почти ничего не осталось, и он явно что-то заподозрит, так что можно съесть и все остальное.
И теперь что мне делать? Бабушка меня в порошок сотрет, мама целый год никуда не пустит. Билл Гэлвин утопит меня в извести. Скажу ему, что на Док Роуд на меня напала собака слопала весь обед, и я сам еле спасся, а то и меня бы слопали.
Да неужели? – говорит Билл Гэлвин. А что это за листик капусты у тебя на свитере? Собака что ли объелась капусты и вылизала тебе физиономию? Ступай домой и скажи бабушке, что ты съел весь мой обед, а я тут умираю от голода.
Она меня убьет.
Скажи, чтобы не убивала, пока не пришлет мне что-нибудь на обед. Топай живо, иначе я сам тебя убью, а труп вон там, в извести утоплю, и твоей матери даже нечего будет оплакивать.
Чего приперся-то с котелком? - говорит бабушка. Он и сам мог бы его принести.
Он еще хочет.
Как это «еще»? Господи Иисусе, у него дыра в ноге что ли?
Он там на карьере умирает от голода.
Мозги-то мне не пудри.
Он просит прислать ему что-нибудь на обед.
Обойдется. Прислала уже.
Он не ел ничего.
Не ел? Почему?
Я все съел.
Что?
Я голодный был, и чуть попробовал, и не смог удержаться.
Господи Иисусе, Мария и святой блаженный Иосиф!
Бабушка дает мне такую затрещину, что в глазах у меня выступают слезы. Она верещит как бэнши , скачет по кухне и грозится, что потащит меня к священнику, к епископу, к самому Папе потащила бы, живи он по соседству. Бабушка режет хлеб, размахивая ножом у меня перед носом, и делает бутерброды из соленой свинины с вареной картошкой.
Отнеси бутерброды Биллу Гэлвину, и только позарься на них, я с тебя шкуру спущу.
Бабушка, конечно, бежит к маме, и они соглашаются, что теперь я должен две недели носить Биллу Гэлвину обед бесплатно, и лишь так я могу искупить свой грех. Котелок мне велено приносить обратно, а это значит, что мне приходится сидеть и смотреть, как он отправляет обед себе в глотку - а он не из тех, кого хоть как-то волнует, голоден ты или нет.
Всякий раз, когда я возвращаюсь с котелком, бабушка велит мне становиться на колени перед статуей Пресвятого Сердца и просить у Него прощения, и все из-за Билла Гэлвина – протестанта.
Мама говорит: я просто мученица из-за этих сигарет, и ваш отец тоже.