Прах и безмолвие

— Эпплярд? — спросил Марвуд, ухватившись за возможность переменить тему разговора, что могло спасти его от бесславного поражения в битве с табакокурением. — Ширли Эпплярд? Дочь Стринджера? Она у вас тоже в списке подозреваемых? Опять облом, ребятки! Вчера вечером в больницу поступила ее мать, и, когда я в последний раз видел Ширли, она сидела у ее постели. Семнадцатая палата.

Старший инспектор с сержантом вышли из общежития. Паско, разумеется, должен был проверить слова доктора, но на этот раз Уилду не стоило труда убедить Паско действовать менее опрометчиво.

Дежурная сестра сказала им, что миссис Стринджер поступила в больницу на обследование после того, как с ней случился обморок. Пока никаких серьезных заболеваний у нее не обнаружено, хотя окончательный диагноз еще не поставлен. Вероятнее всего, у нее просто нервное истощение. Дочь привезла ее сюда, оставалась при ней, пока не удостоверилась, что мать вне опасности, и уехала домой к своему ребенку. Сегодня утром она снова приехала.

Пока они разговаривали с сестрой, появилась Ширли. Она заметила Паско и Уилда, но не подала виду, что знает их, и сказала, обращаясь к медсестре:

— Она снова уснула. Я поеду домой. Соседка присматривает за Энтони, и мне не хотелось бы злоупотреблять ее добротой. Но я вернусь попозже.

— Хорошо, — ответила медсестра, — не беспокойтесь. За ней здесь хороший уход.

Ширли Эпплярд кивнула и ушла. Оба полицейских, онемев от неожиданности, поспешили за ней.

— Миссис Эпплярд, можно с вами поговорить? — окликнул ее Паско.

— А я думала, мы с вами уже обо всем поговорили, во всяком случае, до суда, — ответила она, не останавливаясь.

— Да, извините. Мне очень жаль, что ваша мама попала в больницу. Слава Богу, говорят, ничего серьезного…

— Ничего серьезного? Значит, что-то серьезное — это если бы она без ноги осталась?

— Нет, конечно, но…

— Так вот, она осталась без чего-то, что было гораздо важнее ноги!

Ширли резко остановилась и повернулась лицом к Паско. На мгновение ему показалось, что молодая женщина в ярости набросится на него, но она сделала глубокий вдох, и к ней вернулось самообладание.

— Извините, — проговорила она, — не знаю, что на меня нашло. Я сама только недавно это поняла. Я была так глупа, что думала, стоит ей оправиться от первого потрясения, и она начнет наслаждаться жизнью, раз отца уже нет. Мне казалось, что моя потеря гораздо серьезнее, потому что мы с Тони оба были молоды и у меня еще сохранились какие-то глупые романтические мечты. Когда Тони не стало, я пыталась почувствовать соответствующее этой утрате горе, но почему-то душу постепенно наполняло облегчение. Нет, не потому, что он умер. Этого я не хотела, но облегчение от того, что мне больше не надо мучиться, думая, что меня ждет. С мамой — другое дело. Ей приходилось терпеть отца, так, во всяком случае, мне представлялось целых двадцать лет. Но оказывается, все было совсем не так, в их совместной жизни для нее было нечто большее, что-то такое, чего я никогда не знала. И вот я ей говорю, что надо наслаждаться жизнью, как будто ей вдруг неслыханно повезло, как будто она в лотерею выиграла, и все время…

Она с раскаянием покачала головой.

— Знаете, на вашем месте многие стали бы так думать, — искренне проговорил Паско.

— Хорошо, если так, — ответила Ширли. — Но это неправда. Я вчера жаловалась на маму одной женщине, с которой познакомилась в театре. Чанг попросила меня помочь с плакатами, помните? И после этого я начала помогать и в других вещах. Задники красила, еще кое-что делала. Там много народу работает. Чанг великолепно умеет привлечь людей, чтобы они помогали. Вообще-то я никогда в жизни не стала бы общаться с такими, как миссис Хорнкасл, ну, если только здоровалась бы; она жена каноника и говорит так чопорно, но, когда рядом Чанг, все это становится неважным. И вот я стала жаловаться жене каноника на маму, что она, мол, не может взбодриться и радоваться жизни. Миссис Хорнкасл почти ничего мне не сказала, но, видимо, поговорила с Чанг, потому что потом она стала работать вместе со мной и говорить со мной о маме. И вдруг все предстало передо мной совершенно в другом свете. Забавно, да? Жена каноника видела маму только один раз, но знала о ней, похоже, больше, чем я! И вчера вечером я пришла домой и стала разговаривать с мамой, действительно разговаривать, а не поучать. И вдруг она начала мне отвечать, потом разговорилась и все рассказывала, рассказывала, как будто ее вдруг прорвало. Я всегда думала, нечто в этом роде помогает, дает возможность освободиться от тяжести на душе. Но с ней оказалось не так. Она мне рассказала всю их жизнь с папой, все плохое, все хорошее, и совершенно обессилела, даже больше, чем обессилела, просто упала в обморок. Я испугалась, что у нее инфаркт, и позвонила в больницу. И вот ее привезли сюда. Говорят, что ничего страшного, что просто она слишком долго держалась изо всех сил, а я никогда этого не замечала, не видела…