Читаем Прах и пепел полностью

А-а! – Андрей облегчённо перевёл дыхание. – Он у нас тут лежал, лечился. Почти полгода. Николай Северин. Его ещё Никласом называли.

– А… – теперь Чак говорил осторожно, словно пробуя слова наощупь. – А от чего его лечили?

– Он, я слышал, попал в СБ. Его пытали. Он долго болел после этого.

Чак потёр лицо ладонями.

– Слушай, Андре… он тогда говорил, что я…

– Ты делал, что тебе велели, – Андрей понимающе улыбнулся. – У тебя не было выбора, так?

Чак хмуро кивнул.

– Так. Но… ты тогда прикрыл меня, спасибо. Тебя сильно вздрючили потом?

Андрей покачал головой.

– Нет, я сам… психанул. Ну и… чуть не замёрз.

– Психанул? – переспросил Чак. – Из-за чего? Из-за того чмыря, что на фотке, что ли?

– Да, – ответил Андрей. – Он… нет, не могу об этом.

– Ладно, – понимающе кивнул Чак. – Пошли они все… Ещё говорить об них… ладно. Я только вот что хотел сказать. Мы… мы – телохранители, а не палачи. Наше дело – нападающего вырубить, защитить, понимаешь…

– У Никласа до сих пор следы от кандалов, – задумчиво сказал Андрей. – И ожоги… точечные.

Чак ударил кулаком по спинке кровати.

– Слушай, я делал, что приказывали. Мне велели быть палачом. Велел… если кто виноват, то это… – и запнулся, не в силах выговорить. – Нет, Андре, не могу, но ты же понимаешь?

– Ты про своего хозяина?

– Да, – твёрдо ответил Чак. – Назвать я его не могу, нельзя.

– Почему? – удивился Андрей.

– Нельзя и всё, – буркнул Чак. – Ладно. Ну их всех, – он длинно забористо выругался. – Давай о другом.

– Давай, – кивнул Андрей. – Ты думал, куда пойдёшь?

– Когда?

– Ну, когда выйдешь отсюда.

– Сначала выйти надо, – мрачно усмехнулся Чак. – Я этого не знаю, чего уж о будущем… рабу загадывать нечего.

– Ты же не раб теперь.

Чак встал и подошёл к окну. Постоял так, глядя на двор, и медленно повернулся.

– Андре, ты сам веришь в то, что говоришь?

– Конечно, верю. Ты что?

– Я… я с августа сам по себе жил. И всё равно… Пойми, Андре. Нам ведь не на руку, на душу клеймо кладут. Рабы мы, с рождения и до смерти рабы. Я беляков этих в Колумбии давил, как гнид, сам, без приказа. Они в ногах у меня ползали. А я всё равно раб. И все мы так.

– Ты только за себя говори, – посоветовал Андрей. – Про себя я сам скажу. И ты о другом хотел, а всё про одно и то же.

Чак угрюмо кивнул, медленно вернулся к кровати и сел.

– Всё так. Только… только о чём ещё говорить? Что сожрал и как пороли, больше и не о чём. Вы вот о чём говорите? Ну, когда одни треплетесь?

– Сейчас или раньше? – уточнил Андрей.

– Сейчас, – заинтересовался Чак.

– Ну, кто чего купил, что в городе видели, что на дежурстве случилось, а теперь ещё, как в России жить будем. Ну и… другое всякое.

– Да-а, – усмехнулся Чак, – есть о чём поговорить. Ну, и чего ты себе купил?

– Вот, джемпер, – Андрей с улыбкой погладил себя по груди.

– Дорогой?

– Очень, – кивнул Андрей. – Мне одолжили, а то бы и на погляд не хватило.

– Парни?

– Нет, – рассмеялся Андрей. – Мы все в складчину бы столько не собрали. Иван Дормидонтович и Юрий Анатольевич, – сказал он по-русски и тут же по-английски: – Доктор Иван и доктор Юра. Врачи. Ты же их знаешь.

Чак кивнул.

– Знаю. Как ты на их именах язык не ломаешь?

– Привык, – улыбнулся Андрей. – Ну вот, теперь буду потихоньку выплачивать.

– И сколько лет? – съехидничал Чак.

– Я курсы уже заканчиваю. У медбрата зарплата больше. Так что… ну, не буду шоколада покупать, на мелочи всякие тратиться, – Андрей засмеялся. – У нас в буфете пирожные вкусные. Придётся без них.

– Сладкое любишь? – ухмыльнулся Чак.

– Люблю, – кивнул Андрей. – А ты?

Чак пожал плечами.

– Мне всё равно. Было бы сытно. И не тяжело. Ну, чтоб тяжести в животе не было.

– Понятно, – кивнул Андрей. – Слушай, может, принести тебе чего из города? Ну, не пайкового.

– А что? – удивился Чак. – Можно?

– Ну, – Андрей пождал плечами. – Пока всё нормально было. Спиртного нельзя, ни под каким видом, а остальное… Мы раненым иногда приносим.

– Да нет, – Чак вздохнул. – Выпить, конечно, стоит, да… подставлять тебя неохота.

– Спасибо за заботу, – ухмыльнулся Андрей. – А пить тебе не нужно.

– Это почему? – насмешливо спросил Чак.

– Если б тебе было это нужно, Иван Дормидонтович сам бы тебе налил.

– Да ну-у?! – преувеличенно удивился Чак. – Такой он добренький?

– Он – врач, – веско сказал Андрей, прислушался и встал. – О, лопать везут.

– Точно, – кивнул Чак. – Ладно…

Дверь распахнулась, и Фил вкатил столик с ужином. Подозрительно оглядел Чака и Андрея.

– Ты в порядке, парень?

– В порядке, – кивнул Андрей.

– Тогда сваливай. Посещения закончены, – и Фил стал переставлять тарелки с запеканкой и салатом на тумбочку.

– Бывай, – улыбнулся Андрей, выходя.

– Бывай, – кивнул Чак.

Когда за Андреем закрылась дверь, Фил строго, даже сурово посмотрел на Чака.

– Отстань от парня, понял?

– Чего-чего? – переспросил Чак.

– Не притворяйся. Будешь к парню лезть… – Фил сделал выразительную паузу, – не проснёшься.

– Нужен он мне, – фыркнул Чак, усаживаясь к еде.

– Раз зазываешь, значит, нужен. Учти, мы не шутим.

– Катись, – невнятно из-за набитого рта пробурчал Чак.

Перейти на страницу:

Все книги серии Аналогичный Мир

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза