Читаем Прах и пепел полностью

– Напишите ему, – сразу ответил Никлас. – И посмотрим, разрешат ли ему принять вас у себя дома. Дом ли это для Ларри? И если да…

– Будет интересно, – кивнул Михаил Аркадьевич. – И спешить теперь особо некуда. Хорошо. Теперь… как с Шерманом?

– Жариков выводит его в разряд жертв. Как и телохранителей, – спокойно ответил Никлас.

– Вы не согласны? – быстро посмотрел на него Михаил Аркадьевич.

Никлас молча пожал плечами. Михаил Аркадьевич тщательно размял содержимое пепельницы в пыль и вытряхнул её в корзину под столом.

– Это будет ещё долго болеть.

– Да, я отлично понимаю реакцию Мороза. Это тот индеец.

– Я понял, – кивнул Михаил Аркадьевич.

– Удачно ещё, – улыбнулся Никлас, – что парень не встретил никого из бывших хозяев или надзирателей. Пришлось бы его судить за убийство.

– Да, – Михаил Аркадьевич подмигнул, – будем надеяться, что зимой и в Хэллоуин парень отвёл душу и на этом успокоился.

Никлас негромко рассмеялся и кивнул.

– Отвести душу всегда приятно.

– Да, – вздохнул Михаил Аркадьевич, – разумеется, это удача. А теперь…

Он взял оставленные Бурлаковым листы, а Никлас раскрыл свой блокнот и приготовился записывать.

АлабамаГрафство ЭйрОкруг ГатрингсДжексонвилл

Перед рассветом Норма задремала. Их последняя ночь в этом городе, в своём доме. Такого Дня Благодарения ещё не было. Она всегда старалась сделать праздник настоящим, а в этот раз… Ни индейки, ни праздничного пирога. И не до того, и Джинни против, да и дорого. Харленд обещал принести деньги в восемь. Поезд в восемь тридцать, они успеют. Вещи уже собраны. Два чемодана с одеждой и самыми необходимыми мелочами, сумочка с деньгами и документами и сумка Джинни с книгами и кое-какими тетрадями. Девочка уверена, что русские разрешат ей работать учительницей. Разубедить Джинни невозможно, и пытаться не стоит. Джинни упряма. Как Майкл…

– Мама, – ворвался в сон голос Джинни.

Норма вздрогнула и открыла глаза.

– Что, Джинни, что случилось?

– Уже семь часов, мама.

– Да, конечно.

Норма откинула одеяло и села на кровати. Джинни, румяная, весёлая, её девочка…

– Я поставила кофе, мама, и сделала сэндвичи. И сейчас, и в дорогу.

– Да, Джинни, ты молодец.

– Вставай, мамочка, жду тебя на кухне.

– Хорошо, Джинни, я сейчас.

Норма встала и пошла в ванную. Уложив вчера все вещи, спали они сегодня без ночных рубашек. Как – Норма улыбнулась – да, как в молодости, когда Майкл и она обживали этот дом. Она не знает и, наверное, никогда не узнает, где похоронен Майкл, не увидит его могилы. Этот дом хранил память о Майкле, да, теперь Майкл умрёт опять, уже навсегда, уже…

– Мама!

– Иду, – откликнулась Норма, выключая воду и тщательно вытирая лицо. Не надо, чтобы девочка видела её слёзы.

Они пили кофе в полупустой и уже какой-то нежилой кухне. И тишина в доме была не обычной утренней, а мёртвой. Мёртвая тишина брошенного дома. Допив кофе, Джинни сложила сэндвичи в аккуратный мешочек для завтраков, с которым ходила ещё в школу. Сэндвичи, два апельсина, пакетик конфет.

– Ну вот, мама, – Джинни собрала и вымыла чашки. – Мы уже готовы?

– Да, – Норма заставила себя улыбнуться.

Джинни посмотрела на часы.

– Без четырёх восемь. Мы успели.

И почти сразу после её слов, стук наружной двери, шаги в холле, и в кухню вошёл Харленд.

– Доброе утро, миссис Джонс, привет, Джинни, – поздоровался он.

– Доброе утро, мистер Харленд, – ответила Норма.

Джинни сдержанно кивнула.

Харленд оглядел блистающую чистотой полупустую кухню и достал бумажник.

– Право, миссис Джонс, – он отсчитывал кредитки, – я жалею о вашем отъезде. Пожалуйста, пересчитайте. А вот и купчая. Здесь, пожалуйста.

Норма пересчитала купюры и подписала купчую, спрятала деньги в сумочку и встала.

– Благодарю вас, мистер Харленд, желаю вам удачи.

– И вам миссис Джонс. Удачи, Джинни.

Джинни снова ограничилась кивком.

Втроём они вышли в холл. Норма отдала Харленду ключи от дома, он небрежно сунул их в карман, вежливо помог ей и Джинни надеть плащи, они взяли чемоданы и сумки и вышли из дома.

В воздухе стояла мелкая водяная пыль. Не оглядываясь, потому что сзади шёл Харленд, они пересекли лужайку перед домом. Возле маленькой тёмно-вишнёвой машины Харленд поравнялся с ними.

– Я могу подвезти вас. Вам ведь на вокзал, не так ли?

– Да, благодарю вас, – кивнула Норма.

По дороге на вокзал Харленд ещё раз выразил сожалению по поводу их отъезда и пожелал удачи.

Когда он уехал, а они стояли на перроне, Норма сказала Джинни.

– Ты могла быть и вежливее.

– Мама, я видела его зимой, – очень спокойно ответила Джинни. – И слышала, как он стоял за честь белой расы.

– Но в Хэллоуин… – попробовала возразить Норма.

– Был у своей любовницы в её загородном доме, – фыркнула Джинни. – И остался перед всеми чист.

Подошёл поезд, и они вошли в вагон. Второй класс. Вагон общий, но публика приличная. И не слишком дорого. Когда они заняли свои места и поезд тронулся, Джинни сказала:

– Он уже в прошлом, мама. И будем думать о нём, как о прошлом.

Норма кивнула.

АлабамаГрафство ДурбанОкруг СпрингфилдСпрингфилдЦентральный военный госпиталь
Перейти на страницу:

Все книги серии Аналогичный Мир

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза