Прах к праху

Нката пошел в комнату для допросов, Линли и Хейверс направились в дежурную. Она располагалась недалеко от кабинета Линли. На стенах висели карты, фотографии и диаграммы. На столах в беспорядке лежали папки. Шесть детективов – четверо мужчин и две женщины – сидели у телефонов, картотечных ящиков и за круглым столом, заваленным раскрытыми газетами.

– Собачий остров, – произнес Линли, входя в комнату и бросая пиджак на спинку стула.

Ответила одна из женщин-констеблей, придерживавшая плечом трубку в ожидании ответа на том конце провода.

–Мальчик приходит и уходит, почти каждый вечер болтается где-то допоздна. У него есть мотоциклет. Он выезжает через заднюю калитку и носится по проулку между домами, газуя и сигналя. Соседи не могут подтвердить, что он уезжал в среду вечером, так как вечерами он, как правило, уезжает, а все вечера похожи один на другой. Так что, может, он ездил, а может, и нет, но скорее всего – ездил.

Ее напарник, констебль, – мужчина в вытертых черных джинсах и хлопчатобумажной трикотажной рубашке с обрезанными рукавами, – сказал:

– Он настоящая шпана, между прочим. Ссорится с соседями, задирает малышей. Огрызается на мать.

– А его мать? – спросил Линли.

– Работает на Биллингсгейтском рынке. Отправляется на работу в три сорок утра. Приезжает домой около полудня.

– А в среду вечером? В четверг утром?

– От нее шума нет – только если заводит свою машину, – сказала женщина-констебль. – Так что в отношении Купер соседи ничего особенного рассказать не смогли. Между прочим, Флеминг регулярно к ним приезжал. Это подтвердили все, с кем мы говорили.

– Повидаться с детьми?

– Нет. Он приезжал днем, примерно в час, когда детей не было дома. Обычно оставался часа на два или больше. Кстати, он и на этой неделе был, в понедельник или во вторник.

– Джин в четверг работала? Женщина-констебль показала на телефонную трубку.

– Я это выясняю, но пока не нашла никого, кто мог бы нам это сказать. Биллингсгейт закрыт до завтра.

– Она сказала, что вечером в среду была дома, – напомнила Линли Хейверс. – Но этого никто не может подтвердить, поскольку она была одна, за исключением детей. А они спали.

– Что в Малой Венеции? – спросил он.

– Вот это вы в яблочко, – отозвался другой констебль. Он сидел за столом вместе со своим напарником, оба одетые в дорогу, причем так, чтобы не выделяться в толпе. – Фарадей покинул баржу примерно в половине одиннадцатого в среду вечером.

– Он сам в этом вчера признался.

– Но есть и добавление, сэр. С ним была Оливия. Уайтлоу. Их уход заметили двое соседей независимо друг от друга, поскольку спустить Уайтлоу с баржи и довести до улицы – целое дело.

– Они с кем-нибудь разговаривали? – спросил Линли.

– Нет, но прогулка была необычной по двум причинам. – Он стал перечислять, разгибая пальцы. – Первая, они не взяли собак, что странно, по словам всех, с кем мы беседовали. Вторая, – и здесь он улыбнулся, обнажив щель между передними зубами, – они вернулись к себе не раньше половины шестого утра, по словам одного типа по фамилии Бидуэлл. В это время он сам вернулся домой с художественной выставки в Виндзоре, которая сменилась вечеринкой, которая переросла в настоящую вакханалию, о которой ни слова жене, ребята.

– А вот это интересный поворот событий, – заметила Хейверс, обращаясь к Линли. – С одной стороны, признание. С другой стороны, цепочка лжи там, где в ней нет необходимости. Как вы думаете, сэр, на что это мы напали?

Линли взял пиджак.

– Давайте спросим у них, – сказал он.

Нката и второй детектив-констебль распорядились по телефону передать Джимми Купера адвокату, как только тот прибудет. Мальчик добровольно вручил Нкате ботинки, прошел через процедуру снятия отпечатков пальцев и фотосъемки. На высказанную как бы между прочим просьбу позволить срезать несколько волосков, он без слов пожал плечами. Джимми либо не до конца понимал, что с ним происходит, либо ему было все равно. Поэтому волосы получили, поместили в пакет и снабдили ярлыком.

Уже давно шел восьмой час, когда Линли и Хейверс проехали по Уорик-авеню-бридж и свернули на Бломфилд-роуд. Нашли место для парковки перед одним из элегантных викторианских особняков, обращенных к каналу, и быстро спустились на дорожку, которая вела к заводи Браунинга.

На палубе баржи Фарадея никого не было, хотя дверь каюты была открыта и снизу доносились звуки не то работающего телевизора, не то радио, смешанные с кухонными звуками. Линли постучал по дереву навеса и позвал Фарадея. Радио или телевизор торопливо приглушили на словах «…в Грецию вместе со своим сыном, которому в пятницу исполнилось шестнадцать лет,..».

Мгновение спустя внизу, загораживая лестницу, появился Крис Фарадей. Увидев Линли, он прищурился.

– В чем дело? – спросил он. – Я готовлю ужин.

– Нам нужно прояснить несколько вопросов, ответил Линли и ступил на лестницу, не дожидаясь приглашения.

Фарадей поднял руку, когда инспектор начал спускаться.

– Послушайте, а это не может подождать?

– Я не займу у вас много времени. Фарадей вздохнул и отступил.