Прах к праху

– Кто-то допустил ошибку.

Оливия коротко взглянула на газеты и, видимо, не пожелав отвлекаться, снова уставилась на Линли и уже не отводила глаз.

– Никто не знал, что Флеминг поедет в Кент вечером в прошлую среду. Вы знали об этом, мисс Уайтлоу?

– Поскольку я и Флеминга не знала, меня это интересовало меньше всего.

– Вашей матери он сказал, что летит в Грецию. Товарищам по команде сообщил то же самое. Сыну он сказал, что ему нужно уладить кое-какие крикетные дела. Но что собирается в Кент, он не сказал никому. Даже Габриэлле Пэттен, которая жила в коттедже и которую он, без сомнения, желал застать врасплох. Любопытно, не правда ли?

– Его сын знал, где он. В газетах писали.

– Нет. В газетах только написали, что Джимми признался.

–Это логический вывод. Если он признался в убийстве Флеминга, значит, должен был знать, что он там, чтобы сделать свое дело.

– Не стыкуется, – сказал Линли. – Убийца Флеминга…

– Мальчик.

– Простите. Да. Мальчик – Джимми, убийца – знал, что в коттедже кто-то есть. И этот кто-то действительно был предполагаемой жертвой. Но по соображениям убийцы…

– По соображениям Джимми.

– … этот кто-то в коттедже вовсе не был Флемингом. Это была Габриэлла Пэттен.

Оливия раздавила сигарету о жестянку. Посмотрела на Фарадея, он дал ей другую сигарету. Оливия закурила и затянулась.

– Как вы до этого додумались? – наконец спросила она.

– Потому что никто не знал, что Флеминг едет в Кент. А убийца Флеминга…

– Мальчик, – оборвала его Ливия. – Почему вы все повторяете «убийца Флеминга», когда знаете, что это мальчик?

– Извините. Сила привычки. Скатываюсь на полицейскую терминологию.

– Вы же сказали, что вы не на службе.

– Так и есть. Прошу извинить мои оговорки. Убийца Флеминга – Джимми – любил его, но имел все основания ненавидеть Габриэллу Пэттен. Она оказывала разрушительное действие. Флеминг ее любил, но в его чувства их роман вносил сумятицу, которую он был не в состоянии скрыть. Кроме того, роман грозил Флемингу огромными изменениями в жизни. Если бы он и в самом деле на ней женился, жизнь его переменилась бы самым коренным образом.

– В частности, он никогда не вернулся бы домой. – Оливию как будто успокоил такой вывод. – Чего как раз хотел этот мальчик, не так ли? Разве он не хотел, чтобы отец вернулся домой?

– Да, – ответил Линли, – не побоюсь предположить, что за нашим преступлением стоял этот мотив. Удержать Флеминга от женитьбы на Габриэлле Пэттен. Однако, какая ирония судьбы, если вдуматься в ситуацию.

Оливия не спросила, в какую ситуацию следует вдуматься, лишь затянулась, сквозь дым разглядывая Линли.

Он продолжал:

– Никто не погиб бы, если б у Флеминга было поменьше мужской гордости.

Оливия невольно нахмурилась.

–Причиной преступления, в первую очередь, стала его гордость, – пояснил Линли. – Не будь Флеминг таким гордым, расскажи он, что едет в Кент разорвать отношения с миссис Пэттен, потому что узнал, что является лишь одним в длинной череде ее любовников, его убийце… простите, я опять забылся, Джимми, мальчику не понадобилось бы уничтожать эту женщину. Не произошло бы ошибки в отношении человека, оставшегося в ту ночь в коттедже. Флеминг остался бы жив. А убий… А Джимми не пришлось бы остаток жизни мучиться из-за того, что он убил – по ошибке – человека, которого так сильно любил.

Заглянув в жестянку, Оливия затушила сигарету, поставила банку на пол и сложила руки на коленях.

–Да, – сказала она. – Говорят же, что мы всегда причиняем боль тем, кого любим. Жизнь – дерьмо, инспектор. Просто мальчик убедился в этом раньше, чем следовало.

–Да. Он узнает также, что такое клеймо отцеубийцы, как выдвигают обвинение, берут отпечатки пальцев, фотографируют, познакомится с судом по уголовным делам. А потом…

– Ему нужно было сначала подумать.

– Но он этого не сделал, Потому что он… убийца, Джимми, мальчик… думал, что совершил преступление идеальным образом. И он почти прав.

Она смотрела настороженно. Линли казалось, что даже дыхание ее изменилось.

– Да, – сказал он, – все испортила одна-единственная деталь.

Оливия взялась за ходунки. Собралась подняться, но Линли видел, что выбраться из глубокого кресла одной ей будет не под силу.

– Крис, – произнесла она.

Он не шелохнулся. Она дернула головой в его сторону.

– Крис, дай руку.

Фарадей посмотрел на Линли и задал вопрос, которого избегала Оливия:

– Какая деталь все испортила?

– Крис! Черт бы тебя побрал…

– Какая деталь? – повторил он.

– Телефонный звонок, сделанный Габриэллой Пэттен.

– А что в нем такого? – спросил Фарадей.

– Крис! Помоги мне. Давай.

– На него ответили, честь по чести, – сказал Линли, – Только вот человек, который, предположительно, отвечал, даже не знает, что такой звонок был. Это показалось мне любопытным, когда…

– О, ну конечно, – фыркнула Оливия. – Вы помните все звонки, на которые отвечали?

– … когда я сопоставил время, в которое звонили, и содержание сообщения. После полуночи. Оскорбительное.

– Может, не было никакого звонка, – заявила Оливия. – Об этом вы не думали? Может, она солгала, что звонила.