Я не охотник до сплетен, но мне, черт возьми, работать на ее месте, поэтому я и спрашиваю о причине ее увольнения.
— В связи с переходом на другую работу, — прохладно улыбается она и бросает колпачок в коробку.
Да–да, колпачок, который, как я уже знал, называется термоусадочным и изготавливается из поливинилхлорида, а я‑то, срывая его собрата с горлышка винной бутылки, и не подозревал, что это настолько технологичная, судя по названию, штука. И уж тем более не предполагал, что буду устраиваться дизайнером колпачков: раскрашивать компьютерный макет, который потом еще раз раскрасят, на этот раз пленку — краской, завернут пленку в цилиндр, склеят швы и — пожалуйста, готов колпачок. Всего какой–то колпачок, в длину пальца, а поди ж ты: целый завод отгрохали.
— На котором выпускают до двадцати миллионов колпачков в месяц, — пытается широким жестом изобразить масштабность производства Наташа.
Уж не знаю, откуда в ее голосе нотки гордости: увольняясь, она вряд ли унесет с собой пакет акций компании. Хотя, возможно, еще лет пять на каждом застолье она будет раньше мужчин тянуться к бутылке, притягивая к себе недоуменные взгляды. Повертев в руках бутылку, она будет нахмуренно рассматривать горлышко, тереть ногтем краску на колпачке, чтобы, скептически поджав губы, сказать:
— Вот бездельники, при мне так не халтурили!
Неужели и меня ожидают приступы подобного дешевого самолюбования, думаю я и понимаю, что существенно опережаю события. Куда более актуальная задача — как–то высидеть хотя бы день в офисе, где в этот августовский день (на улице хотя и не июльский зной, но все равно под тридцать) жара никак не располагает к тому, что мне так желательно продемонстрировать с самого начала — умение быстро и безошибочно соображать.
Через пару часов, испытав несколько приступов потливости, я свыкаюсь с офисной духотой — скорее психологически, смирившись с тем, что по–другому в комнате площадью хотя и примерно в два раза превосходящей музейную конуру в издательстве Казаку, но в которой не трое, а семеро сотрудников, быть и не может. Точно могу сказать одно: я бы возненавидел человека, сказавшего, что в новом офисе, в котором летом не спрятаться от жары, к чему все же привыкаешь, а вот к чему невозможно привыкнуть, так это к зимнему холоду, даже при молдавской пародии на зиму, что в этом офисе, где кондиционеры системы «зима–лето» появятся лишь два года спустя, я проработаю добрых пять лет.
А вот за что я не стал бы ручаться через полгода после того, как занял место Наташи за компьютером дизайнера, как раз в разгар убийственной в условиях офиса зимы, так это за состояние своей темы, утвержденной, как ни крути, к разработке научным советом института истории. Я даже ни разу не звоню в институт, чтобы выяснить, не вышибли ли меня специальным решением экстренно созванного научного совета с формулировкой вроде «за планомерный саботаж, приведший к срыву работы над научной темой государственного значения». Теперь, когда моя стартовая зарплата на «Капсулайне» — так называется наш завод по производству колпачков, — составляет полторы тысячи леев в месяц, я вспоминаю шестьсот леев Драгомира как неудачную шутку пожилого и не очень умного человека.
— Наташа сказала, что вы подойдете, — говорит Андрей Витальевич и делает предложение, от которого мне отказываться не просто глупо, но и смертельно. — Полторы тысячи леев в месяц, — говорит он и, наконец, фокусирует на мне свой бегающий взгляд.
Андрей Витальевич — владелец и директор «Капсулайна», и перед тем, как я, делая вид, что задумался, молчу в ответ, он лишь разводит руками.
— А больше мы дизайнерам и не платим, — говорит он, — во всяком случае, для начала.
У него красноватое, покрытое сеточкой сосудов лицо, глядя на которое, я чувствую, как во мне подает голос отец, и я не успеваю облегченно вздохнуть — все–таки на полторы тысячи можно прожить, — как вижу картину, словно какой–нибудь мнящий себя пророком сумасшедший: длинная процессия за гробом внезапно скончавшегося (да–да, инсульт!) Андрея Витальевича и себя, молча краснеющего за без стеснения сплетничающих вокруг коллег. Не лучшие мысли для собеседования с будущим начальником.
Его слова о Наташиной рекомендации совершенно не свидетельствуют об авторитете дизайнера как штатной единицы — мне, конечно, не стоит развешивать уши. Все дело в том, что кроме дизайнера, никто мои работы, которые я в качестве доказательства собственной компетенции, прислал вместе с автобиографией по электронной почте, здесь больше некому оценить. Да и Наташа, скорее, просто уцепилась за мое письмо как за возможность уйти самой, я даже не уверен, что она смогла бы повторить мой сельскохозяйственный шедевр — ассорти замороженных овощей.
Упаковку, заказ на дизайн которой я получил благодаря отцу.