Практикант[СИ]

Я приближаю документ к глазам, потом отдаляю, словно на приеме у придирчивого окулиста. Вчитываюсь в каждую букву и снова складываю их в слово, чтобы прочесть по слогам, но надпись все равно не исчезает.

Ди–зай–нер.

Вписав эти восемь букв в мою трудовую книжку, отдел кадров «Капсулайна» словно причислил меня к пантеону, на который я привык взирать, задрав голову до боли в затылке. Я словно сыграл в сумасшедшую американскую лотерею, в которой джек–пот почему–то всегда достается бездомным, в крайнем случае — посудомойщице в забегаловке. Никакими другими заслугами, кроме везения (не станешь же считать себя мастером после одной овощной упаковки) мое причисление к касте избранных было не объяснить.

Кишиневские дизайнеры были кем–то вроде чудаковатых писателей–затворников: о них все шептались, но никто их не видел. Рассказывали, что в их офисах с непривычки можно задохнуться — так обильно воздух пропитан дымом марихуаны, да и сами офисы напоминают нездоровые галлюцинации: коридоры, больше напоминающие лабиринты космических кораблей из фантастических фильмов, разноцветные, согнувшиеся под причудливыми углами стены, заваленный набросками пол и рабочие столы в состоянии абсолютного хаоса. Впрочем, все это, возможно лишь реакция неудачников на процветание успешных: дизайнерские агентства сдирали неприличные по молдавским меркам деньги, да еще умудрялись заарканить крупных российских клиентов — достижения, не потребовавшие дополнительных усилий для создания вокруг себя ореола секты невидимых смертным профессионалов. Увидев в собственной трудовой свежую запись «дизайнер», я подумал, что теперь хотя бы имею право постучаться в дверь одного из галлюциногенных офисов.

Но пока мне никуда не нужно было ломиться — Наташа уступила мне место вполне добровольно, в духе мирной смены власти. Вернее, караула — вряд ли дизайнер может претендовать на большее, исполняя поручения сидящих с ним в одном офисе людей — сплошь менеджеров по продажам термоусадочных колпачков. Которых набралось аж шесть человек, что неудивительно, ведь комната, в которой мы задыхались в августе и в которой предстояло стучать по клавиатуре посиневшими пальцами зимой, на «Капсулайне» считалась отделом продаж, и аномалией скорее было присутствие в ней дизайнера, чем такое количество одинаковых, судя по названию должности, специалистов. Из которых ближе всех моему сердцу пришлась Ксения — в прямом смысле, ведь меня посадили в двух метрах от ее рабочего стола.

Первым же касанием стула Ксения зародила во мне два противоречащих друг другу подозрения, а именно что:

а) моя предшественница — лесбиянка, причем редкий ее тип, характеризующийся отсутствием верности однополому объекту обожания;

б) Наташа — девушка бесспорно привлекательная, но чрезвычайно чувствительная к дефициту мужского внимания и поэтому не способна долго переносить присутствие рядом с собой куда более привлекательной особы.

Еще один вывод касался лично меня: я понял, что кроме духоты отвлекать меня ожидает еще одна отвлекающая от работы проблема.

Очаровательная Ксюшина попка.

Ксения, конечно, уже была наслышана, что ее ожидает новое соседство, но я готов поручиться, что свое коротенькое платье — белое, в цвета самого свежего шпината разводах — она стала одевать задолго до моего появления. Просто для того, чтобы испытать это удовольствие — короткий взлет оборок и легкое, словно веером, обмахивание разделенных тонкой полоской трусиков ягодиц перед тем, как они будут приплюснуты ворсистой поверхностью офисного кресла. Интересно, о чем думала Наташа, невольно скашивая глаза в сторону кресла в двух метрах слева от себя? Усмехалась ли она, или ревновала к Ксюше? А может, все–таки хотела успеть подставить ладонь под опускающиеся ягодицы?

Я знаю одно: мне страсть как хочется, чтобы Ксюша села на обе мои ладони — распахнутые и мокрые от волнения, оголенные, как мое бешено пульсирующее сердце. Она садится в кресло и оборки ее платья манят меня, зазывают как сирены или русалки, и первые дни я еле справляюсь с собой, два, а то и три раза спуская в унитаз собственную сперму, и это только в утренние часы.

— Демьян, почему так долго?

Денис Филиппов, парень с не менее экзотичной, чем мое имя, для Молдавии фамилией, старше меня всего на два года, но который запросто может запретить мне «тыкать» себе (все–таки начальник отдела продаж), смотрит на меня сверху вниз — просто потому, что я сижу за компьютером, а он стоит рядом.

— Две недели рисовать один колпачок, — обиженно говорит Денис, словно ему, а не мне впору оправдываться, — такими темпами мы все заказы посрываем.