Практикант[СИ]

Нас было шестнадцать — три менеджера из отдела сбыта, начальник производства, главный бухгалтер и финансовый директор, два заместителя директора, генеральный и, наконец, семь человек из отдела продаж, включая меня. Корпоративный автобус, желтое убожество с дребезжащими стеклами, приобретенное по цене, вряд ли превышающей стоимость недельного расхода бензина, доставил нас в Вадул–луй–Водэ, пригородный поселок на Днестре, который, за неимением в Молдавии приличных мест для отдыха, засадили деревьями, базами отдыха, барами и назвали курортом.

После первых двух заходов на шашлык, прерванных получасовым перекидыванием мяча, которое лишь большие шутники сочли бы волейболом, Днестр уже не внушал мне того ужаса, который неизбежно, как сонливость при дожде, всегда наваливается на меня при виде реки. Море — нет; морские волны, бесшабашно обрушиваясь на песочный берег, стыдливо уползают назад, в родную пучину, где, набравшись смелости и словно позабыв о недавнем позоре, снова совершают свою никчемную вылазку, и снова и снова: вечный двигатель, вечная жизнь.

Река — совсем другое дело. Изливаясь из земной утробы, она отправляет свои воды по одному и тому же пути — от истока до устья, от рождения до смерти, без пауз, без жалости, совсем как Бог, пускающий людей по руслу жизни.

А может, причина моего страха в том, что пловец из меня никудышный и в пресной воде, тем более куда более подвижной, чем морской, я, в отличие от соленой, долго не продержусь. Ясно одно — тормозные колодки моего рассудка стираются по мере заполнения желудка вином, и вот я уже, расслаблено размахивая руками и спотыкаясь, бесстрашно спускаюсь к Днестру и вижу перед собой то, чем он и является — узкую грязную речку, короткое название которой с трудом умещается вдоль ее русла на карте. Небрежно оглянувшись, я расстегиваю молнию на джинсовых шортах и вношу свою лепту в и без того подорванную репутацию Великой молдавской реки: желтоватая струя бьет из меня по дуге в растрескавшийся (дождей нет второй месяц) берег и не успевая впитаться в исстрадавшуюся без жидкости почву, сливается с руслом, становится им.

— Купаться пойдем? — уже застегивая шорты, слышу я за спиной голос Ксюши, намеренно отстраненную интонацию, какой вооружается девушка, когда, соглашаясь на свидание с молодым человеком, заранее знает, что утром проснется с ним в одной постели.

Я оборачиваюсь и вижу Ксюшу в одном купальнике — должно быть поэтому я не услышал ее босых шагов. Поправив волосы, она без содроганий заходит в воду, словно не испытывает двойного раздражения — от холодной с непривычки воды и от вида сливающегося с рекой влажного пятна от моей мочи на берегу. Снова обернувшись, я вижу в небе яркое солнце, а под ним внизу — маленький, прыгающий словно на раскаленной сковороде мячик: это коллеги по работе снова принялись за волейбол. Избавление от одежды не отнимает много времени, на мне лишь футболка, шорты и шлепки, но сняв все это, я добавляю к наскоро сброшенным вещам еще и плавки и стремительно, пока Ксюша не оборачиваясь плывет, ныряю вслед за ней.

Вода действует на как меня манипуляции стоматолога при местной анестезии: со мной явно что–то делают, но я не чувствую ни холода, ни тепла. Вообще ничего не чувствую, хотя, стоит мне пробыть в воде минут семь, мой пьянящий наркоз — литр, должно быть, сухого каберне — утратит свою силу и вот тогда уж река возьмется за меня как следует.

И все же я отключен не настолько, чтобы не услышать за собой визг и подвывание — это Лена Рашку, сорокатрехлетний менеджер нашего отдела, берет мой след, или, вернее сказать, наш след? Ее не смущает, что вода стремительно скрывает любые следы, а то, что Лена демонстративно не сворачивает с курса и даже не косится в нашу сторону, стоит лишь Ксюше (и мне вслед за ней) повернуть против течения, выдает ее целиком, хотя над Днестром из всего ее тела иногда показываются лишь руки, а постоянно виднеется только голова.

Лена держится до последнего, приближаясь к середине реки, словно намеревается переплыть на противоположный берег, даже когда Ксюша, поднявшись против течения достаточно далеко от арендованной нашим директором на целый день базы отдыха, выходит на берег в самом подходящем месте — под миниатюрным, в два метра высотой, оползнем, на вершине которого располагается естественная маскировка — две низко склонившиеся ивы. Когда я выбираюсь на берег вслед за Ксюшей, диллема прикрывать или не прикрывать пах разрешается сама собой: уже избавившись от купальника, Ксюша поправляет двумя руками волосы, демонстрируя не только выбритые подмышки, но и аккуратный треугольник лобка, и — о, боже! — свои небесные груди.