«Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке

196. Fry H. «Cathay and the Way-thither»: The Background to Botany Bay // HS. XIV (1969–1970); Frost A. Convicts and Empire.

197. English Historical Review. V. XCVII. N 385. P. 740–766.

198. Ibid. V. C. N 395. P. 330.

199. Mackay D. Op. cit. P 192.

200. British Politics and Society from Walpole to Pitt. P. 189.

201. Gallacher J. Robinson R. E. The Imperialism of Free Trade / Econ. Hist. Rev. 2nd ser. VI (1953); См. об этом: Cain P. J., Hopkins A. G. British Imperialism. Innovation and Expansion 1688–1914. L., N. Y. 1993. P. 7.

202. British Colonial Developments. P. 46–47.

203. Robbins H. Our First Ambassador to China. The Life and Correspondence of George, Earl of Macartney. L., 1908. P. 386.

204. Pritchard E. H. The Crucial Years of the Anglo-Chinese Relations, 1750– 1800. Washington. 1936. P. 133–134.

205. British Colonial Developments. P. 44–45.

206. Ibid. P. 49.

207. Robbins H. Op. cit. P. 347.

208. British Colonial Developments. P. 52.

209. Pritchard E. H. Op. cit. P. 365.

210. History Today. V. 43. 1993. Nov. P 28-34.

Заключение

В ХVIII в. внешняя и колониальная политика находилась под более пристальным общественным вниманием, чем в XVII в., хотя общественное мнение не превратилось в решающий фактор выработки мер в этой области. Окончательные решения по международным делам по-прежнему принимались узким кругом лиц в обстановке секретности. Правительственные кабинеты обладали широкими возможностями для манипулирования мнением парламентариев и стремились в минимальной степени информировать парламент о своей деятельности в сфере внешней политики. И все же возросшая «открытость» в обсуждении внешнеполитических вопросов вела к усилению политической борьбы в правительстве, парламенте и прессе. Менее всего известно о разногласиях в правительстве, однако имеющиеся источники (архивные, мемуарные и др.) позволяют считать, что соперничество между министрами было обычным явлением. Как правило, оно имело личный характер (соображения карьеры, близость к монарху и т. д.) в сочетании с расхождениями по принципиальным вопросам. Так, расхождения по вопросам внешней политики во многом определяли соперничество между Оксфордом и Болингброком в период заключения Утрехтского мира, противодействие группировок Стэнхопа-Сандерленда и Уолпола-Тауншенда после прихода к власти Георга I, противостояние Уолпола Картерету, а позднее Таушленду в 1720-е гг., разногласия Пэлхэмов и Картерета в годы войны за австрийское наследство, споры по вопросам военной стратегии в годы Семилетней войны, борьбу политических группировок в 1760–1780-е гг.

Поскольку парламентские дебаты в основном опубликованы, судить о политической борьбе в парламенте легче. Хотя степень влияния парламентских дискуссий на формирование внешней политики иногда трудно определить, можно согласиться с выводом традиционной либеральной историографии, что роль парламента в этих вопросах возросла в ХVIII в. На протяжении всего ХVIII в. критика внешней политики являлась одним из эффективных рычагов парламентской оппозиции. Обсуждению в парламенте сопутствовала борьба различных мнений в прессе. «Памфлетная война» продолжалась на протяжении всего ХVIII в. Тем не менее требуется осторожность в оценке характера и степени влияния общественного мнения на выработку решений в сфере внешней политики. Дело не только в том, насколько «свободны» были государственные деятели от необходимости следовать ему, но и в том, что, по выражению Блэка, «существовало не одно общественное мнение, а многие мнения».

Конфликт по вопросам внешней и колониальной политики, как и общественная борьба в целом, отразил различие интересов отдельных социальных групп населения. Оппозиция обычно определяла собственную позицию как мнение «страны», т. е. большинства населения. Этому противопоставлялись действия узкой группы лиц, которые, находясь у трона, ведут политику в корыстных интересах, отличных от национальных интересов Великобритании. Политические лидеры постоянно апеллировали к идеям патриотизма, очень часто трактуя их с демагогических позиций в собственных политических интересах. В известной степени политическая борьба отражала некоторые тенденции в социально-экономическом развитии Великобритании в ХVIII в. Вигов считали партией городской, буржуазной, связанной с интересами финансового капитала. Тори часто рассматривалась как сельская партия, партия «земельного интереса». Это деление существовало только в виде тенденции. Разве не были лидеры вигов крупными землевладельцами? Разве многие тори не были вовлечены в предпринимательскую деятельность? Не случайно уже после войны за испанское наследство многие современники считали, что различие партийных принципов, рожденных Славной революцией, уходит в прошлое.