«Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке

В современной консервативной историографии значимость антитезы «двор-страна» оспаривается. Кларк видел в ней не более чем попытку замаскировать несостоятельность традиционного объяснения политической борьбы, исходя из конфликта «виги-тори». Что касается времени возникновения партий, то этот историк однозначно полагает: «Если брать за образец партии викторианской эпохи, очевидно, что они возникли только после 1832 г.» <6>. Кларк обратил внимание на то, что традиционная историография, по существу, игнорирует значение якобитства в общественно-политической жизни, тогда как все новейшие исследования показывают, что якобитство оставалось важнейшим фактором, оказывавшим существенное влияние на многих депутатов парламента <7>. Кларк определенно оспаривал тезис марксистской историографии (он называет его «моделью Кристофера Хилла»), будто деление на партии может быть объяснено экономическими и социальными причинами. По его мнению, это опровергается данными об избирательном поведении электората, симпатии которого определялись почти исключительно религиозными пристрастиями <8>.

В то же время большая группа авторитетных исследователей развивала традиционную либерально-вигскую концепцию, хотя, конечно, в нее вносились существенные коррективы. Дж. М. Тревельян полагал, что процесс создания партий, особенно партии тори, еще не завершился в начале ХVIII в., однако по основным вопросам политической борьбы, в том числе по религиозным и внешнеполитическим, внутри партий существовало полное единство взглядов <9>. Английский историк Д. Плам, отвергая концепции Нэмира и Уэлкотга, видел в истории Англии на рубеже XVII и ХVIII вв. прежде всего процесс достижения политической стабильности в стране: «Контраст между обществом ХVIII в. и обществом XVII в. ярок и драматичен В XVII в. люди убивали, пытали и уничтожали друг друга за политические идеи. Эта ситуация продолжилась до 1715 г., когда постепенно возобладали прочность и мудрое спокойствие» <10>. Плам в большей степени, чем другие либеральные историки, стремился проследить социальное происхождение партий и экономические и социальные истоки конфликта между ними. Торизм в начале ХVIII в. проявился, по его мнению, сильнее в тех районах страны, которые отставали в развитии торговли и сельского хозяйства <11>. Дж. Холмс развивал известный тезис о том, что за борьбой вигов и тори следует видеть конфликт «денежного» и «земельного» интересов, и в то же время подчеркивал, что ситуацию не надо упрощать, ни один вигский министр не проявил так явно заботы о торговле, как это сделал Г. Сент-Джон в переговорах с французами и испанцами в 1711–1713 гг. <12>. У.Спек, изучавший избирательную систему и механизм функционирования партий, пришел к выводу, что в начале ХVIII в. «политика определялась спорами между партиями, по-разному видевшими роль властей, религиозное устройство и внешнюю политику» <13>.

Вступив на английский престол после смерти Вильгельма III, королева Анна Стюарт обнаружила, по ее собственным словам, что «война подготовлена» <14>. Через два месяца Лондон, Вена и Гаага объявили войну Людовику XIV. Королевская декларация об объявлении войны была поддержана обеими палатами парламента. Война с Францией началась, когда большинство в парламенте составляли тори, которые не были горячими приверженцами антифранцузской политики Вильгельма. Во время Девятилетней войны 1689–1697 гг. он опирался на поддержку вигов. После Рисвикского мира 1697 г. в парламенте проходили острые дискуссии по вопросам внешней политики. Их высшей точкой явилось обсуждение второго договора о разделе испанского наследства, заключенного вигами в 1700 г. Оба договора о разделе были заключены в стиле секретной дипломатии. Второй договор стал предметом дискуссии в парламенте по той простой причине, что смерть короля Карла II Испанского, завещавшего свой престол внуку Людовика XIV Филиппу Анжуйскому, выявила несостоятельность этого соглашения, что породило в английском обществе бурю возмущения.