Прав ли Дэн Сяопин, или Китайские инакомыслящие на пороге XXI века

Эти люди появились как бы неизвестно откуда, пришли поодиночке или небольшими группами; среди них было много приезжих из самых разных провинций; они сидели и стояли молча. Не было ни лозунгов, ни выкриков, никаких насильственных действий и никаких видимых вожаков или организаторов. Но было такое ощущение, что атмосфера сгущалась. Это была молчаливая, но грозная туча людей. Власть имущие, которым немедленно доложили о происходившем, некоторое время пребывали в растерянности. Возможно, что были колебания, наверху не знали, что предпринять, по какому из двух очевидных для них и обычных в прошлом путей пойти: применить ли силу, как это было в 1989 г. на площади Тяньаньмэнь и прилегающих к ней улицах Пекина (а в апреле 1999 г. события разворачивались главным образом снова на главном проспекте столицы КНР - Чанъаньцзе вблизи от той же площади Тяньаньмэнь), или решить вопрос мирным путем. Вероятно, особенно трудна была задача, вставшая перед главой правительства страны Чжу Жунцзи, которого многие видели основным представителем сил, стремившихся продолжать и углублять преобразования в стране. Возникала даже мысль о том, что некоторые из его политических соперников в руководстве партии и государства злорадно потирали руки, думая, что Чжу Жунцзи попал в безвыходное положение, и рассчитывая на то, что любые его шаги можно будет впоследствии истолковать как повод для смещения его с поста премьера Госсовета КНР.

Чжу Жунцзи поступил следующим образом: сила не была тогда применена; напротив, у собравшихся удалось выяснить, чего они хотят. Оказалось, что это сторонники своего рода необуддизма, которые выдвигали два требования: во-первых, чтобы власти разъяснили свое отношение к появившейся в одном из провинциальных журналов статье с осуждением их движения и, во-вторых, чтобы из-под ареста были освобождены активисты движения, задержанные в Тяньцзине, где за несколько дней до пекинских событий тоже прошли молчаливые забастовки с участием тысяч людей.

Власти обещали рассмотреть эти пожелания. Узнав о позиции властей, молчаливая масса людей оставила Чжуннаньхай, рассеялась и исчезла. Инцидент был исчерпан.

Но весь Китай и весь мир узнали о существовании нового массового религиозного движения в КНР. Это вызвало обостренный интерес за пределами Китая и стало предметом интенсивных обсуждений в руководстве партии и государства в самой КНР.

Оживление религиозных чувств

В связи с этим мне на память пришли воспоминания пятнадцатилетней давности. Тогда, в 1984 г., всего пять лет спустя после начала изменений в Китае, представлявших собой поворот в иную сторону от курса Мао Цзэдуна прежде всего в деревне, китайские крестьяне применили то, что у нас назвали бы "шоковой терапией", т.е. инстинктивно, что называется "нутром ощутив", что система подавления и страха со смертью Мао Цзэдуна ослабла, - стихийно разобрали свои земельные наделы обратно в свою фактическую собственность и, по сути дела, восстановили частную или, если хотите, семейную собственность на землю в китайской деревне, разом покончив с маоцзэдуновской коммунизацией и кооперацией. Компартии Китая пришлось с этим смириться, в результате чего китайская деревня, сотни миллионов китайских крестьян фактически освободились от прежней заорганизованности, от жесткого контроля за их жизнью со стороны парторганизаций и административных органов власти в каждой деревне. Именно в это время, будучи в командировке неподалеку от города Ханчжоу, я был поражен зрелищем, которого не видел никогда за все тридцать пять лет до того в Китайской Народной Республике.

Дело в том, что в Ханчжоу, как и почти повсюду в Китае, есть буддийские монастыри и храмы. Пожалуй, самый известный из них под Ханчжоу это храм Линъиньсы, что в вольном переводе означает "Храм загробного мира для чистых душ". На протяжении всей предшествующей истории КНР, с 1949 г. до начала 1980-х гг., этот храм пустовал. Туда возили на экскурсии немногочисленных иностранных гостей, но там не было видно ни монахов, ни прихожан. Ведь религиозные организации были взяты под плотную государственную опеку и контроль; они выполняли некоторые государственные функции в основном во внешнем мире, находясь, по сути дела, на государственном содержании, но жизнь прихожан в самом Китае замерла, богослужения были редкостью. Можно было подумать, что религия в Китае умерла, искоренена как классовый враг. Однако оказалось, что она, как обитатели водоемов зимой, только закоченела, прекратила движение, затаилась на время, до весны.

Возвращение крестьян из народных коммун и кооперативов, из прежней партийно-административной системы в свои семьи, к человеческим взаимоотношениям дало толчок возрождению их духовной жизни, а может быть, точнее ? жизни их души. Душа же требовала традиционной веры. В известном смысле можно сказать, что этой верой в Китае был и остается сейчас буддизм, в различных его проявлениях.

* * *