Права мутанта (СИ)

Дыра хочет и Соплю. Дыра — всех хочет. И Дыра знает, как хорошо Сопля может Дыру бабах. Сопля умелый.

Но пусть Дыра на Соплю больше не глядит, пусть не виляет попой!

Дыра съедает своих мужчин, Дыра страшная.

Сопля хочет Дыру бабах. Сопля боится.

Глава 6. И жуткие звуки в ночи раздаются

1. Кшиштоф Щепаньски, начальник экспедиции

Как только впереди замаячил Кабаний остров, сразу за которым, насколько пан Кшиштоф помнил по карте, уже располагалась и Елань, проводник Сопля, ничего не объясняя, резко повернул в сторону. А ведь говорил — появится дорога посуху. Выходит, зря обнадёживал?

Болотная тропа далеко огибала остров, чтобы ненароком не встретиться ни с одним из выдавшихся из него мысков. Просто панически избегала островной суши. А ведь по суше тоже змеилась тропинка, заметная даже отсюда, издали.

— Это ведь и есть Кабаний! — раздражённо процедил пан Щепаньски. — Почему бы не пройти по нему напрямик?

— Там опасно, — пригорюнился проводник, — дикие звери. Злые они.

— Кабаны, что ли? — хмыкнул Карел Мантл. — Так вы же с ними так хорошо договариваетесь, мы сами видели!

— Нет, не кабаны. Волки. Не договориться.

— На Кабаньем острове — и волки? — не поверил Вацлав Клавичек.

— Да. Кабанов нет. Их волки поели. Волки сердитые.

Да уж. Чтобы справиться со здешними кабанами-мутантами, надо быть поистине ужасным зверем. К такому — и правда — лучше не подходить.

В конечном итоге, дороги «посуху» почти не осталось. Хорошо, хоть перед самой Еланью навстречу путникам выдвинулась долгая каменистая коса. На серых камнях белели чьи-то кости. Кажется, не человеческие.

А там, за косой, сразу начинался лес. Выглядел он несколько необычно ещё издали, но только дойдя до самого основания косы, пан Кшиштоф определил, в чём тут дело. Лиственные ёлки — вот что здесь росло. Словно в некий мстительный противовес хвойным берёзам из-под Березани.

Еловые лапы, с переизбытком утыканные широкими листами, смотрелись экстравагантно. Особенно же — пучки листьев на верхушке. Будто кто-то их нарочно туда прицепил, и у основания черенков примотал невидимым скотчем.

От ёлок не очень хорошо пахло, но то — дело поправимое. Главное, у пана Щепаньски не такое настроение, чтобы обращать внимание на мелочи. Раз уже подошли к елям, значит, совсем рядом — Елань: сперва Лесная, а там и Столичная. А где Столичная Елань, там Дыра. И без Дыры теперь нет Столичной Елани.

Когда пан Кшиштоф её увидит, он подойдёт, поцелует её тонкую ладонь и тихо произнесёт: «Здравствуй, милая Дыра, я пришёл!». А Дыра игриво взъерошит ему волосы — все, какие остались — и ответит: «Ждала». И скажет правду, потому что Дыра — пани любвеобильная. И не было дня, чтобы она кого-нибудь не ждала. Пан Кшиштоф знает, он знает всё, но давно бросил и думать её ревновать — он реалист! Она ждёт и его тоже — ему достаточно.

После «Ждала» Дыра непременно скажет: «Пойдём», — она всегда так говорила, и время над такими словами не властно, ибо слова эти весьма экономны и влекут без преамбул прямо к действиям.

Пан Щепаньски истосковался по действиям. Он так ей и шепнёт, одним только словом: «Истосковался». А Дыра, как обычно, не расслышит. «Истаскался?» — переспросит она шутливо. А Кшиштоф радостно подтвердит её грубоватую догадку. Он скажет… Он найдёт, что сказать. Что-нибудь особенно скабрезное, что-нибудь из самых-самых глубин жаждущего существа. А она ответит уже не словами: она обратится в саму себя, во вселенскую чёрную Дыру, которая втянет в себя и всего пана Щепаньски, и все его панские слова, и движения, и желания.

В сладких грёзах, в мысленном жарком шёпоте — мимо пронеслась Лесная Елань. Так себе посёлочек, не крупнее Березани, вот пан профессор и почти не уделил ей внимания, едва заметил её главную достопримечательность: центральную дуплистую ель, а в дуплах — маленьких кабанов-древолазов. У зверьков на лапках вместо копыт выглядывали острые коготки, за спиной мелко завивались беличьи хвостики, зато в остальном — свиньи свиньями. Йозефа Грдличку такие потешные твари непременно бы умилили. Больно уж его любимым теориям соответствуют.

Но вот и Столичная Елань. Выглянула из лесу как-то вдруг. Едва показались первые строения, и вот дорога заворачивает за ряд густолиственных елей — и панорама столицы предстаёт во всей красе.

Пан Щепаньски ещё на подходе прекратил свой мысленный диалог с Дырой. Хватит репетировать: страстные слова, как это всегда бывает, в нужный момент польются сами. А заготовленные загодя словесные костыли — только мешают, ведь жаркая энергия любовных страстей из них ушла.

Лесная дорога в одночасье превратилась в главную улицу селения. А ведь Столичная Елань обустроена очень даже недурственно!

Мрачных селюков из Березани она, конечно, должна поражать. Ибо что оно такое эта их Березань: беднейшая деревня на островке среди болот. Никому не интересная, потому и засекреченная. Пердуну просто обидно за убожество своего владения, вот и пытается хоть людей к себе не пускать.